Ребенок на заказ, или Признания акушерки

Чемберлен Диана

Теперь, сидя рядом с Дженни, я испытывала то же ощущение.

– Какие они? – спросила меня Дженни. – Эта девочка и ее мать? Я даже на них и не взглянула.

– Они симпатичные, – заверила я ее, хотя пару часов назад у меня не было к ним никакого чувства. Я подумала о холодности Анны. – Трудно сказать, потому что я, как ты знаешь, просто ворвалась к ним и сказала «Привет! Я – ваша дочь!» – так что они были просто поражены. А ты их еще больше поразила.

Эмерсон и моя мать тихо переговаривались на переднем сиденье. В течение первого

часа нашей поездки я слышала слова вроде: «Я отказываюсь этому верить», «Это убьет Теда» и «Где мой ребенок?» Они говорили шепотом, я не хотела, чтобы Дженни их слышала, поэтому старалась заглушить их собственным голосом. Я слышала, как Эмерсон говорила с Тедом по телефону, но так тихо, что я не разобрала ее слова. Как она могла сказать Теду, что их дочь, возможно, и не была их дочерью?

– Расскажи мне… расскажи мне об этой болезни Хейли, – попросила Дженни некоторое время спустя.

– Это лейкемия, – сказала я. – Я только немного поговорила с Хейли, но она крутая. – Я почувствовала некоторую ревность: если Дженни действительно дочь Анны, у нее есть сестра. – Она кажется очень сильной. С виду не похоже, что она умрет сегодня или завтра, но это может случиться. – Я знала, что моя мать считает Дженни неспособной с этим справиться, но она должна знать правду. – Она умрет, если ей не сделают пересадку костного мозга, – добавила я.

– Теперь они захотят, чтобы я стала донором, ведь так?

– Ты не обязана, – сказала я. – Но мне кажется, ты должна. У сестры один шанс из четырех оказаться подходящим донором.

Эмерсон, должно быть, услышала меня. Она повернулась на сиденье.

– Даже не думай об этом, Дженни. Мы еще не имеем представления, о чем идет речь. И если ты окажешься тем ребенком, которого украла Ноэль, тебе не нужно ничего решать прямо сейчас. Ни о том, чтобы войти в их жизнь, ни о трансплантации. – Я никогда еще не слышала, чтобы Эмерсон говорила так твердо. – Тебе вообще ничего не нужно решать, если ты не хочешь, – прибавила она.

Дженни ничего не ответила, но, когда ее мать отвернулась и снова стала смотреть вперед, она обратилась ко мне.

– Что это значит? – спросила она – Что значит – быть донором?

– Сначала у тебя берут соскоб со щеки, – объяснила я. – Затем, если ты подходишь, тебе делают анализ крови. Если и это подходит, у тебя берут немного костного мозга. Я не знаю точно, как это делается. Если ты решишься, я пойду с тобой.

– Ты собиралась это сделать? – спросила она.

– Это не значит, что ты должна.

– Но ты такая трусиха. И ты намеревалась это сделать!

Меня саму удивила моя решимость.

– Она может умереть, – сказала я, пожав плечами.

Дженни сморщила нос, потом наклонилась вперед и коснулась плеча Эмерсон.

– Мама, – сказала она. – Я должна выяснить, могу ли я быть донором. Для Хейли.

Эмерсон снова повернулась к нам. Она взглянула на Дженни. Потом на меня. Лицо ее было словно белое пятно, вымазанное гримом.

– Хорошо, –

кивнула она. – Мы с этим разберемся.

Телефон Дженни зазвонил, и она взглянула на дисплей. Потом посмотрела на меня.

– Это Клив, – сказала она. – Я говорила с ним, когда мы ехали в Вашингтон, и рассказала ему, что происходит. Мне ему ответить?

Я взяла у нее телефон.

– Привет, – сказала я.

– Грейс! Ты с Дженни? Где ты? Я о тебе беспокоился! Я с ума сходил, не зная, в чем дело.

Я улыбнулась. Он беспокоился. С ума сходил.

– Все в порядке, – сказала я. – Но об этом долго рассказывать. Я поговорю с тобой завтра.

– Скажи мне только, что с тобой все в порядке, – попросил он.

– Все нормально, – заверила я.

Клив не имел к этому никакого отношения. Он никогда не сможет понять, что случилось. Я была среди людей, которые все понимали: моя мама, Эмерсон и Дженни. У меня было такое ощущение, что Клив был из какого-то давно минувшего периода моей жизни, и я поняла, что в этот долгий день, когда я боялась, что превращусь в какого-то другого человека, именно это со мной и произошло.

64

Эмерсон

Топсэйл-Айленд, Северная Каролина

Я стояла у стеклянной двери выходившего на океан коттеджа, который снимали мы с Тедом и Дженни. В октябре в середине недели на пляже не было ни души. Весь остров практически принадлежал нам. Поэтому мы и приехали сюда.

Тед и Дженни гуляли где-то с собаками, а я отпросилась под тем предлогом, что хотела приготовить лазанью. На самом деле я хотела побыть одна. Мне нужно было время подумать.

Накануне пришли результаты теста ДНК. Я это пережила довольно спокойно, поскольку к тому времени, как нам позвонили, я уже поняла, что другого объяснения того, что произошло, кроме предложенного Анной, быть не могло. Тед позвонил знакомому риелтору и снял этот коттедж, а я позвонила в школу и попросила на несколько дней освободить Дженни от занятий. Нам нужно было побыть вместе, всем троим, прежде чем мы позволим кому-либо – а точнее, Анне Найтли и ее семье – войти в нашу жизнь. У нас было три дня – у меня, Теда и Дженни, – чтобы совладать с этой новой реальностью.

Пару дней после этой злополучной поездки в Вашингтон я находилась в таком смятении чувств, что с трудом справлялась с ними. То я была полна ярости против Ноэль, то преисполнена благодарности. То я тосковала о ребенке, которого я безвозвратно потеряла, то меня охватывало чувство любви к Дженни, такое чистое и безграничное, что я тонула в нем. Теперь все эти эмоции сменились одним простым вопросом: что ожидает нас в будущем? Единственное, что я знала наверняка, единственное, что меня тревожило, это необходимость помочь Дженни найти путь в это будущее. Мои собственные страхи, потери, гнев не имели больше значения. Все, что имело значение – это Дженни.