Ребёнок от босса. Научи меня любить
Шрифт:
Глеб крепче прижимает меня к себе и целует. Его ладонь поверх моей лежит на животе. И я снова это чувствую – шевеление внутри. То ли это наши малыши, то ли это любовь. В любом случае, это что-то хорошее, светлое, тёплое, это начало новой жизни, в которой двери прошлого ада навсегда будут закрыты.
Эпилог
– Инн, ну всё, прекращай. У тебя соски уже красные.
– Ещё минутку буквально. Глеб, ну пожалуйста.
– Я говорю, достаточно. Насосёшься ещё,
– Ай, больно что-то стало.
– А я тебе говорил, чтобы ты этим не увлекалась. Всё, вырубай этот адский агрегат!
Встав с больничной койки, Глеб выдирает из розетки молокоотсос, забирает его у меня из рук и складывает в коробку.
– Блин, у меня соски треснули, – разочарованно смотрю на повреждённую кожу груди. – Щипит…
– А я говорил тебе потому что. Нахрен ты столько нацедила, ты же только что покормила детей.
– Ну потому что я переживаю, что в дороге они захотят есть. Не буду же я кормить их в машине. Я читала, что новорождённые дети могут легко подцепить стафилококка. Не хочу, чтобы они мучались с животиками…
– А я не хочу, чтобы ты себе соски до трещин истязала.
Порывшись в сумке, Глеб достаёт из кармашка маленький тюбик и садится на корточки у меня между ног. Задирает мою кофту и, выдавив мазь, сам мажет мне соски. С таким серьёзным видом, как будто он отчёт по финансам АртПитерГрупп читает.
Точно. У него в этот момент вот такое же ровно выражение.
Прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку. Не потому что мне смешно. А потому что… приятно.
Замерев, всматриваюсь в хмурое лицо Воронцова, сосредоточенно смазывающего мои соски мазью от трещин. Впитываю в себя каждую чёрточку любимого лица.
Морщинку между бровей, говорящую о том, что он часто хмурится. Чёрные глаза, в которых с трудом можно разглядеть зрачки. И испытываю в этот момент так много всего, что кажется мою грудную клетку распирает изнутри. Так, что даже дышать становится трудно.
Никогда ни один мужчина обо мне так не заботился.
Да вообще никак. Я всегда была лишь средством для достижения цели. Вещью, которую можно было использовать на своё усмотрение. В качестве платы, или в качестве удовлетворения своих потребностей.
Я думала, что меня невозможно полюбить. Я думала, что после всего, через что прошла, сама не смогу полюбить мужчину.
Сейчас я понимаю, что всё возможно. Нужно просто встретить своего человека. Это важно. Пожалуй, это самое важное, что может быть.
Кто бы мог подумать, что моим человеком окажется мой босс. Мужчина с невыносимым характером, пугающий меня до мурашек по коже одним только взглядом.
Хотя, на самом деле Глеб совершенно не такой, каким кажется. Теперь я это точно знаю. Просто ему тоже нужно было встретить своего человека. Нам обоим это было нужно для того,
– Воронцова, если ты будешь так на меня смотреть, то выписку из роддома придётся задержать.
– Почему? – улыбаюсь.
Продолжая удерживать пальцы на моём соске, Глеб приподнимается и придвигается ко мне вплотную.
– Потому что ещё секунда, и я сниму с тебя эту кофту, – оставляет несколько поцелуев у меня на ключицах. – Уложу на больничную койку… – поднимается выше и целует за ушком. – А потом…
– Не хочу тебя расстраивать, но врач сказал, что как минимум на месяц у нас с тобой в этом плане сухой закон, – закидываю руки ему на шею и улыбаюсь.
– Знаю. Поэтому и говорю, не провоцируй меня, женщина.
Синхронно поворачиваем головы, когда из одной из детских люлек начинает раздаваться плач.
– Ну вот, я же говорила тебе, что кто-нибудь из детей захочет кушать. Хорошо, что не по дороге, а здесь, в палате, пока мы ещё не уехали. Дай мне, Машеньку, я её покормлю.
Оторвавшись от меня, Глеб подходит к дочери и аккуратно берёт её на руки. Она тут же прижимается щекой к его футболке и моментально засыпает.
– Блин, не понимаю, как ты это делаешь.
– Что именно? – выгибает бровь. Опустив голову вниз, смотрит на дочь и слегка покачивается.
– Не притворяйся. Ты знаешь о чём я. Маша у тебя в руках всегда успокаивается за секунду. Я даже завидую. У меня не получается так.
– Просто дети, как радары. Они чувствуют состояние взрослого. Я спокоен как удав, и Маша тоже спокойна. А ты, когда она плачет, сразу начинаешь волноваться и паниковать.
– Глеб Викторович, что за речи я от вас слышу? Сдаётся мне кто-то тоже в интернете статьи почитывает на досуге. А меня ещё ругаешь за это.
– Просто я читаю правильные статьи и умею фильтровать информацию. А ты всё подряд читаешь и всему подряд веришь. И, кстати, Маша не голодная, она просто обкакалась.
Глеб кладёт дочь на пелёнку и быстро меняет ей подгузник, она даже не просыпается в этот момент.
Нет, всё-таки я реально завидую. Такое ощущение, что Воронцов ораву детей воспитал.
– Ну вы там скоро вообще или как? – Стас открывает дверь и заглядывает в палату. – Фу, блин, чем у вас тут так воняет? Димон что ли обгадился? – кивает на нашего с Глебом спящего в люльке сына.
– Нет, это Маша, – Глеб выкидывает в урну использованный памперс и берёт дочь на руки.
– Вот так и развенчивается миф о том, что принцессы какают радугой…
– Ты лучше скажи, кто тебя сюда пустил? На отделении можно только мужьям находиться.
– А у меня повсюду связи, – подмигивает. – Даже в родильном доме. Ладно, пойдёмте уже скорее, там все заждались. Давай помогу, может Димона взять?
– Нет, ты лучше сумку возьми с вещами, детей я сам понесу. Инн, ты всё собрала?