Ребенок от Деда Мороза
Шрифт:
— Садись, Настюх, — радостно говорит Венедиктов, открывая переднюю пассажирскую дверь своей ауди. Я так рад что ты тоже едешь. Сам не ожидал, что пригласят, думал соглашаться или нет… И тут такой сюрприз.
— Для меня тоже сюрприз, — вздыхаю. — Обычно я в таких мероприятиях не участвую.
— Да, я тоже.
Машина несется по ночному городу, со странной грустью разглядываю в окно яркие огни, елки, гирлянды на магазинах. Почему-то в этот праздник я всегда грущу. Что со мной не так? Даже если в большой компании, и все веселятся…
Клуб в центре города, как я и боялась, ужасно дорогой, обычным людям не попасть. Проходим вне очереди, остальные гости дрожат на заснеженной улице, стоя в цепочку чтобы пройти фейс-контроль.
Внутри обстановка пропитана деньгами и чувством превосходства над окружающими. Невольно задаю себе вопрос куда я припёрлась, ведь я совсем из другого мира, мне бы к маме, в деревню, к кружке молока…
Но все начинается довольно неплохо, нас провожают в отдельную зону, сажают за богато сервированный стол. Не думала, что в ночном клубе кормят как в ресторане, но похоже так. Тут и салаты, и нарезки, фрукты, рыба соленая и запеченная семга, очень много алкоголя. К каждому из нас подходит официант, спрашивая индивидуальные пожелания. Растерявшись, скромно заказываю себе кофе.
В этот момент ловлю на себе хищный взгляд босса, он внимательно разглядывает меня.
Внутренне сжимаюсь.
Но Герман снова отворачивается, увлеченно беседуя с Никифоровым.
Запахи еды в конце концов соблазняют меня, и я, решив прислушаться к советам Ленки, набрасываюсь на еду.
— Герман, простите, что отвлекаю вас от разговора, явно очень интересного, но явно по работе. А мы ведь приехали отдыхать…
Это Вика, снова идет в наступление и тащит Самойлова на танцпол.
Он чуть сдвигает брови, но возражать не торопится.
Играет медленная композиция. Меня приглашает Венедиктов. Пару раз наступает мне на ногу, аж слезы на глазах выступают. Но после еды полезно двигаться, говорю себе, и стойко терплю неуклюжесть кавалера.
Следующий танец медленный.
Венедиктов не отпускает. Закусываю губу, и сама в ответ наступаю ему на ногу. Иначе завтра ходить не смогу!
— Смена пар, — раздается над ухом низкий голос.
И я оказываюсь в объятиях большого босса.
— Почему такая недовольная, Снегурочка? — насмешливо спрашивает Самойлов. Он явно в прекрасном расположении духа, выглядит так, словно многомиллионный контракт заключил. Ну а я никак не могу справиться с шоком. Уж больно неожиданной вышла рокировка. И прямо заявляю об этом боссу:
— Я не привыкла танцевать без приглашения.
Наверное, прозвучало старомодно. Но что поделать, какая уж я есть…
— Можно пригласить вас на танец? — улыбается в ответ Герман, и поневоле попадаю под его обаяние.
— Да… можно.
— Вот и отлично.
— Если честно, — добавляю смущенно, — я думала вы без костюма меня не узнали.
— Обиделась? — прищуривается Самойлов.
— Нисколько. Вы босс… Холдинг огромный и вы не можете знать всех своих сотрудников.
— Мой отец с тобой бы не согласился, — вздыхает
Вообще-то я должна его называть даже мысленно по имени отчеству. Так лучше для субординации… А я вот не могу…
Между нами виснет длинная пауза. Только музыка, танец. У меня возникает ощущение, что мы одни в этом клубе.
Босс танцует куда лучше Венедиктова, этого не отнять, уверенно ведет в танце, постепенно прижимая меня все ближе. Щеки начинают стремительно набирать краску, сердце учащает ритм, и это явно не от движения.
Он меня смущает. Я так давно привыкла мечтать о нем, но отстраненно, это как влюбленность в актера или персонажа книги. А сейчас все по-настоящему… Так близко…
Мне уютно и в то же время тревожно в объятиях Германа. От него безумно приятно пахнет, ну конечно, наверняка туалетная вода дорогущая.
Мы молчим, и мне не хватает наших пикировок, лихорадочно раздумываю, чего бы сказать дерзкого. Когда спорим я забываю о своей симпатии, раздражаюсь, злюсь и так легче.
Если срочно не придумать, будет катастрофа! Меня захлестнут чувства… А вдруг не смогу скрыть их?
Что же делать?
В голову приходит только наступить Самойлову на ногу.
Но не могу на это решиться и продолжаю внутреннюю борьбу с бабочками, порхающими в животе. Безжалостно давлю их в себе, но они все равно порхают как одержимые. Словно и не бабочки, а летучие мыши какие-то!
Мы так невыносимо близко друг к другу. Такой горячий и твердый… Даю себе мысленное обещание — никаких больше любовных романов перед сном! А то вон уже в какое русло мысли поперли…
Герман прижимает меня к себе… ближе.
И я к своему ужасу реально ощущаю, как его твердость упирается мне живот.
Музыка вдруг заканчивается, и мы останавливаемся, я отшатываюсь, ноги трясутся. Только бы в обморок не упасть — сознание плывет. Тогда точно позору не оберешься, прослыву идиоткой, и так на сегодня хватит строить из себя посмешище.
— Привет, дорогой! — вдруг к Самойлову подлетает очень странный тип, вместо рукопожатия — обнимает, что явно не слишком приятно боссу. — Какая красивая пара! Смотрел за вами весь танец и любовался! Так рад встрече! Как поживает Антонина Григорьевна? Представь же меня своей даме! Привет, красавица. Я — Паоло.
Все это он тараторит будто из пулемета, я успеваю лишь хлопать глазами. Очень колоритный персонаж, никогда бы не подумала, что у Германа Самойлова могут быть такие друзья. Одет в ярко-зеленые штаны, хотя назвать их штанами получается с огромной натяжкой — больше похоже на лосины. И длинную оранжевую рубашку-тунику. На голове повязка, яркая, разноцветная, впрочем, ему идет. При всем латиноамериканском колорите одежды и имени, Паоло явно мой соотечественник — чистейшая русская речь без малейшего акцента и очень светлый, даже можно сказать бледнейший, тон кожи. Возраст мужчины уже далеко за сорок, что тоже колоритно, то есть, ну понимаете, мало кто после четвертого десятка столь смел в одежде. Явно человек из богемы, театрального мира, или что-то близкое в этому.