Ребенок от подонка
Шрифт:
«С чужим ребенком, Соня, – напомнила я себе. — А тебе нужен психолог, теперь уж точно»
— Езжай домой.
— Вместе поедем, – набычился Камиль, прошел в комнату, и начал с подозрением все оглядывать. А мы с Лёвой отправились следом. — Ты одна?
— С Лёвой.
— И все? – нахмурился Камиль. — А где…
— Кто?
Кам сжал зубы так, что желваки заиграли, и скулы четче обозначились. А до меня дошло, наконец.
— Ты сюда приехал, думая, что я с любовником отжигаю? – прошипела я. — В грязи? Бросив
— Проверить никогда не помешает, – холодно ответил Камиль, и не думая ни спорить, ни извиняться.
— А у тебя больше такого права нет. Не забыл? Я из твоей жизни скоро исчезну, как ты и просил, – не выдержала я, но ребенок занервничал в моих руках. — Сейчас не время, и не место ругаться. Да и смысла нет.
Я села на брошенный на диван пакет, и постаралась не обращать на Кама внимание, продолжила с ребенком играть. Пришел, и все испортил, как обычно! Так хочет поймать меня на чем-то гадком, неужели Каму легче бы стало, узнай он, что я именно такая, как он себе придумал?! Гуляла, пока мы вместе были; сейчас, когда столько бед, тоже с любовниками встречаюсь. И личная жизнь – это не плохо, но разве сейчас я бы смогла?!
«Я ничего не буду делать тайно, – решила я твердо. — Я вернусь домой, дедушку выпишут, и я сама Артуру напишу! Хватит с меня жить глупыми надеждами, но тайно таскаться я не стану!»
— Сонь, – начал Камиль, и в дверь снова зазвонили.
— Это Дарина, – с сожалением сказала я, и мы пошли к двери, которую открыл Камиль.
— Привет, красавчик, – улыбнулась она взбудоражено, голос нервный. — Спасибо, подруга, выручила. Вот сотка.
— Не надо.
— Как хочешь, – тревожно хохотнула она, и нервно обернулась.
По лестнице поднимался худой, высокий мужчина.
— Че приперся? – прошипела она. — Я уяснила уже, что ты гребаный жмот, и на собственного ребенка копейки жалеешь. Иди в свою нору, и сиди дальше как задрот, играй в свои Танчики.
— Я пришел убедиться, что ты поняла. Ты мне все алиментами угрожаешь, на работе из-за тебя обо мне что только не думают. А давай-ка установим, я ли папочка, а?
О Боже, еще один! Это все мужчины такие, интересно?!
— Я не стану сдавать никакие анализы. Ты унижаешь меня своим недоверием, – взвизгнула она.
— Но в суд я подам, Дариночка, – рыкнул он. — Ты достала меня уже. Всем моим друзьям написала, какая я сволочь, на работу приходила, домой… если результат покажет, что пацан мой, то получишь ты алименты, и можешь тратить их хоть на ребенка, хоть на свою наркоту. Готовься!
Он развернулся, и ушел, а Дарина крикнула вслед:
— Скотина! – обернулась к нам, и скривилась при виде захныкавшего ребенка: — Вечно он ноет, сил уже нет. Ладно, подруга, одень его, и мы пойдем. И запомни: все мужики – козлы!
Я переглянулась
— Побудь здесь, ладно? Сквозняк, Лёву может продуть. Я пойду, одену его, – торопливо сказала я, и закрыла перед Дариной дверь.
— Кам, что делать? – зашептала я, покачивая успокаивающегося малыша.
Лёва не плакал, он хныкал и мелко дрожал всем телом. Обычно и дети, и взрослые, когда пугаются редко, плачут, показывают свои эмоции. А когда испуг вот такой, тихий, это значит, что далеко не впервые такие сцены происходят.
— Кам? – всхлипнула я, глядя на парня.
Боже мой, он же твердолобый, как и все мужчины. Сейчас скажет, что это не наши проблемы. Да и ничего страшного по сути-то не произошло: поругались, устроили скандал, но мать за ребенком пришла. С иглой в вене мы ее не ловили, мало ли, что можно сказать про человека, и это ложью окажется.
А если правдой?
Дарина вручила малыша незнакомке, устроила гадкую сцену, а теперь… а что теперь?!
— Ей нельзя ребенка отдавать, – спокойно сказал Камиль. — Можем вызвать социальную службу, или полицию.
— И ребенка заберут в детский дом, – мрачно парировала я. — И не факт, что вернут потом.
— Наркоманке нельзя возвращать ребенка, Сонь. Она сейчас на взводе, может на нем злость сорвать.
— Синяков на малыше нет.
— А что ты предлагаешь, Сонь? Отдавать нельзя, в социальные службы ты не хочешь обращаться. Себе заберем? – удивился Камиль. – Так ребенок – не игрушка. И даже дерьмовая мать выберет звонок в опеку, а не кому попало малыша отдавать. Или вы хорошо знакомы с ней?
Мы вообще не знакомы, в том-то и дело. Имя знаю, а вот возраст, фамилию, адрес, место работы… в общем, все остальное для меня тайна.
Но я твердо поняла, что этого теплого, трогательного малыша я сейчас не отдам. Просто не смогу. Это как Марика вручить в руки какой-то маргиналке, то есть абсолютно невозможно!
— Либо мы его заберем… на время, – добавила я, заметив, что Камиль готовится сказать что-то. Наверное, нечто логичное, вроде того, что я сбрендила. — Если откажется, то звоним в опеку.
— Соня, очнись. Даже если она позволит непонятно кому взять ее ребенка, пусть и на время, то это ЧУЖОЙ РЕБЕНОК! Ты понимаешь? Чужой! Он может чем-то болеть, а мы не окажем ему помощь вовремя. С ним может что-то случиться, и мы виноватыми окажемся!
— Вот именно, – взвилась я. — Если с Лёвой что-то случится, то виноватыми окажемся МЫ!
Я вручила малыша Камилю, и пошла к двери. Как-то неприятно резануло то, что Кам сказал «чужой ребенок». Для него все дети чужие! А я не могу мимо пройти. Просто знаю, что если сейчас отдам Лёву в руки Дарине, случится нечто непоправимое. Это как кусок сердца вырвать, и вручить кому попало.