Ребенок от подонка

Гауф Юлия

А теперь вернулся. Вот так просто, посреди учебного года восстановился на учебе, как ни в чем не бывало, и посмел бросить мне прямо в лицо, что я сына нагуляла! Подонок!

— Я видела вас вчера. Тебя и Камиля, – наконец произнесла Лера. — Что ты будешь делать? Ты поэтому про академ говорила? Знала, что он вернулся?

— Не знала. И с академом я погорячилась, – поморщилась я. — Дедушка настаивает, чтобы я диплом получила. Так что буду доучиваться. А Камиль… да пошел он!

— И ты так это оставишь? – удивилась подруга. — Будешь гордой идиоткой и дальше?

—

Лер…

— Нет уж, послушай, – разбушевалась она, – гордость – это прекрасно. Не требовать признавать отцовство и алименты – это красивые жесты, но глупые. И в твоем положении непозволительные.

— Я не буду обращаться в суд, – мы перешли дорогу, и направились к торговому центру. — Это унизительно – требовать признать сына, которого Камиль признавать не хочет.

— А не унизительно с копейки на копейку перебиваться? Не унизительно жить на пенсию и небольшую зарплату дедушки? И ночами писать курсовые и дипломные работы за гроши, тогда как у Камиля с деньгами проблем нет, – высказала мне Лера. — Тебе хочется, чтобы твой дед и дальше столько работал? И для сына тебе не хочется лучшей жизни? Не требуй у Камиля миллионы, но пусть сына своего обеспечит. Не ты одна Марика делала. Вместе.

Я опустила глаза. Лера впервые говорит так резко и откровенно. Раньше она просто принимала мою точку зрения, а мне казалось гадким обращаться в суд, собирать бумажки, и доказывать всем очевидное. Думала, что сама справлюсь, без помощи этого предателя. Но… но Лера ведь права. Наверное. Это не унижение, Камиль обязан не мне, а своему сыну.

— Я подумаю, – твердо произнесла я.

Лера довольно улыбнулась, а затем охнула, и кивнула вправо. И мы увидели Камиля, который шел от парковки, и недовольно выслушивал то, что говорила ему красивая, высокая брюнетка – его мать.

— Пошли быстрее, – дернула я подругу, ведь нас пока не заметили.

Но поздно. Марик весело взвизгнул, реагируя на промоутера в костюме пачки чипсов, и Камиль с Лаурой посмотрели прямо на меня.

— Софья? – неприятно удивилась Лаура, и постаралась улыбнуться. — Ну здравствуй.

ГЛАВА 2

Мама рассказывала мне, что бабушка приняла ее не сразу. Долгое время не любила, не считала достойной своего сына. И подруги жаловались на свекровей, которые откровенные войны затевали.

А я поначалу радовалась, когда Камиль познакомил меня со своей мамой.

Лаура всегда была мила, ни разу не нагрубила мне, лишь расточала улыбки. Натянутые улыбки. И колола маленькими замечаниями.

— Софья, к чему такая мимика? Ты уже выглядишь старше меня, на лбу морщинки намечаются.

— Милочка, позволь совет: не смейся так громко. Ты не лошадь, чтобы ржать, а мы не на конюшне, чтобы это слушать.

— Тебя очень разнесло. Родила, и что? Ты выглядишь так, будто одним салом питаешься. Я через два дня после того, как Камиля родила, уже пресс качала. У меня тоже были тяжелые роды, и это не оправдание.

—

Жаль, что Марк на Камиля не похож…

Иногда я хотела, чтобы Лаура в открытую начала скандал. Тяжелее всего слушать упреки, спрятанные под невинные замечания и добрые советы. Но, признаться, я ждала, что после рождения Марика она смягчится. Внуков часто любят даже больше, чем своих детей.

Лаура знала, что мне пришлось рожать дома. Что моя мама принимала Марка, а мама не была акушеркой. Она бухгалтером была. И роды дались мне тяжело. Но даже по этому поводу у Лауры не нашлось сочувствия, лишь тычки и уколы.

— Добрый день, – поздоровалась я.

Камиль смотрел то на меня, то на повизгивающего в коляске сына, а Лаура глядела мне прямо в глаза. И не рвалась обнять внука. Я поморщилась, невольно вспомнив, как явилась к ней унижаться, спрашивать про Камиля, которого три дня не видела:

— Девочка, поиграли в семью, и хватит. Сразу было понятно, что это закончится. Тебе бы умнее быть, и аборт сделать, да уже поздно. Камиль? Он уехал, забудь про моего сына, занимайся лучше своим. Хочешь, дам тебе пару тысяч, тебе ведь деньги нужны?

Тогда, после этой фразы, я развернулась, и поехала в квартиру Камиля, из которой забрала наши с Марком вещи. Уехала, и запретила себе ждать того, кому оказалась не нужна.

— Он вырос, – сказала Лаура, даже не взглянув на Марка.

— Его зовут Марк. И да, он вырос. Шесть месяцев прошло, – напомнила я, и бросила взгляд на Камиля.

Он смотрел на Марика, обшаривал его взглядом, будто ища что-то, и не находя. И выглядел злым и разочарованным, что меня взбесило.

— Нам пора, всего доброго, – кивнула я. — Идем, Лер.

— Идем… нет, стой, – возмутилась подруга. — Это же бабушка Марка, я правильно поняла? Или Камиль перешел на дам постарше?

— Я его мать, – холодно ответила Лаура, а я дернула подругу за рукав пальто, но она отмахнулась.

— Мать? Прелестно. А вы не хотите поинтересоваться, как ваш внук? Здоров ли? Всего ли хватает? А ты, Камиль, не хочешь сына на руках подержать? – Лера почти кричала, и лишь когда Марк испуганно хныкнул, она сбавила тон. — Да что вы за люди такие?!

— У мальчика есть мать, пусть она им и занимается. К нам Марк никакого отношения не имеет. Но это, кстати, не ваше дело, – бросила Лаура.

— Все, Лер, идем. Да идем же! – дернула я подругу, она резко развернулась, и мы, наконец, вошли в торговый центр. — Не стоило скандалить.

— Может, и не стоило, – пробурчала подруга. — И это уж точно не мое дело, но у меня мама через такое прошла. Бабушка ее лимитой называла, с отцом рассорила, и меня знать не хотела. Лишь когда постарела, когда болеть начала, обо мне вспомнила. Сейчас все зовет в гости, квартиру обещает, а мне не надо. Мне бабушка нужна была в детстве. Эти, – Лера качнула головой, – такие же. Подавай, подруга, в суд. Миллионов с них не срубишь, но ты должна о сыне подумать, и им нос утереть. И прекратить молчать, как лохушка! Сволочи они.