Ребро Адама
Шрифт:
– Что же делать?! Что же с Настенькой-то делать?
– заламывает руки Нина Елизаровна.
– Женя! Ну хоть вы-то…
– Наше поколение… - не унимается Виктор Витальевич.
– Плевать я хотела на ваше поколение!
– кричит ему Настя.
– Я свое поколение выращу! Такое - какое вам и не снилось!
Александр Наумович выпивает рюмку водки, берет Настю за уши, притягивает к себе и целует в нос. Так, как это делала Нина Елизаровна. И спрашивает тихо и серьезно:
– А
Тут Настины глаза наполняются слезами. Чтобы не заплакать, она усмехается, смотрит на мать, на Лиду, на Евгения Анатольевича и говорит:
– Девочку.
Неотвратимо, как статуя поддавшего Командора, Мишка приближается к Настиному дому…
На кухне тихо плачет Нина Елизаровна:
– …и опять у нас роман не получается… Только что-нибудь решу - все опрокидывается. Почему так не везет, Женечка?
– Ничего не опрокинулось, Ниночка… Ничего не изменилось!
– обнимает ее Евгений Анатольевич.
– Господи, Женя!.. Как же вы не понимаете, что изменения произошли чудовищные и необратимые! Одно дело, когда еще час назад я была матерью двух взрослых дочерей - и это придавало даже некоторую пикантность, - а другое, когда в одно мгновение я превращаюсь в старуху, в б а б у ш к у!..
– И Нина Елизаровна снова начинает плакать.
– Какая вы бабушка?! Что вы говорите! Настя родит, дай ей Бог, только в июне. Ко мне мы должны поехать…
– Женя! Вы с ума сошли! Даже на два дня я не смогу оставить беременного ребенка!
Мишка подходит к Настиной квартире, нажимает на звонок и не отпускает, пока по ту сторону двери не раздается раздраженный голос Нины Елизаровны: «Неужели никто не слышит звонка?!»
Раздается щелчок, дверь открывается, и Мишка говорит:
– Я люблю ее, Нина Елизаровна…
Из квартиры несутся шум, крики. Нина Елизаровна выходит на лестничную площадку, прикрывает за собою дверь.
– Я люблю ее, - повторяет Мишка.
– Я без нее… Пусть посадят, пусть зарежут там… Позовите ее…
– Ты ее предал.
– Я больше не буду, - вдруг по-детски говорит Мишка.
– Будешь. Один раз предал - еще предашь. Это закон. И потом, ты уверен, что она именно от тебя беременна?
Нина Елизаровна уходит в квартиру. Оскорбительно щелкает замок.
Со звериным воем Мишка барабанит в дверь кулаками…
Страшный стук несется по всей квартире!
– Я морду набью этому подонку!
– возмущается Виктор Витальевич.
– Он два года в десантных войсках отслужил. Он вас на куски разорвет, - с удовольствием говорит Настя.
– Тогда милицию вызвать.
– Виктор Витальевич берет трубку.
– Положи трубку на место!
– приказывает Нина Елизаровна.
Стучит Мишка кулаками
– Что ты мучаешь его, Настя?!
– кричит Лида.
Пьяненький Александр Наумович наполняет водкой две рюмки:
– Я бы с удовольствием с ним познакомился.
– Ничего интересного, папа. Слабый, бесхарактерный, не очень умный, - говорит Настя.
– Наверняка поддатый сейчас. Постучит немного, выйдут соседи по площадке, отправят его в каталажку.
– Нет. Этого допускать нельзя, - Евгений Анатольевич встает из-за стола.
– Это постыдно. Как его зовут?
– Мишка… - Настя не на шутку встревожена.- Осторожней, Евгений Анатольевич! Он все приемы знает.
– Ну да авось… - и Евгений Анатольевич направляется к двери.
Полумертвый, высохший бабушкин мозг заполняется страшным стуком. Челюсть отвалилась, рот кривится в беззвучном вопле, стекает слюна на подбородок, в широко открытых глазах дикий ужас…
– Настя-а-а!..
– кричит Мишка и молотит в квартиру.
Но тут дверь неожиданно распахивается, и Мишка видит перед собой Евгения Анатольевича, который говорит ему:
– Михаил, ты бы вел себя поприличнее. А то ты этим только Настю расстраиваешь. А в ее положении сейчас, сам понимаешь, огорчаться нельзя ни в коем случае.
– Ах ты ж, козел старый! Я счас из тебя, курва, такую макаку сделаю - по чертежам не соберут, падла!..
– орет Мишка.
– Ну что же ты так нервничаешь? Приди завтра, трезвенький, поговори как человек. А то соседи сейчас выйдут и отправят тебя куда следует.
– Как же! Выйдут! Никто носа не высунет! Ну, иди, иди сюда, бздила!
– Тьфу ты, боже мой… Ну как с тобой разговаривать, Миша?
– Да кому ты нужен, сука, со своими разговорами?!
– Вот это верно, - опечаленно говорит Евгений Анатольевич.
– Видать, разговорами не обойтись.
Не успевает Мишка принять боевую стойку каратиста, как Евгений Анатольевич дважды резко бьет его в солнечное сплетение - слева и справа.
Он подхватывает падающего, теряющего сознание Мишку, заботливо усаживает его на ступеньки, садится рядом и обнимает его за плечи:
– Ну, все… Все. Успокойся, сынок. Сейчас пройдет… Это ненадолго…
Часам к двенадцати ночи обессиленные Нина Елизаровна, Настя и Лида, уже переодетые в старенькое, домашнее, с измученными лицами, сидят за опустевшим столом с грязной посудой, остатками еды и пустыми бутылками.
Бабушкина комната прикрыта.
Лида выливает себе в рюмку остатки коньяка.
Нина Елизаровна нервно трет виски - мучается головной болью.
Настя достает пачку «Пегаса».
– О ребенке подумай, - негромко говорит Лида.