Ребро Адама

Кунин Владимир Владимирович

–  Позвольте помочь!

–  С удовольствием.
– И Марина оказывается в объятиях шефа.
– Ого, сколько мощи! Кто бы мог подумать!

–  Ах, Марина Васильевна, не цените вы своего начальника!
– улыбается Андрей Павлович и ставит Марину на пол.

В перерыв в столовке самообслуживания медленно ползет к кассе очередь мимо супов в нержавеющих мисочках, мимо сереньких котлет и очень прозрачных компотов. Скользят по трубчатым полозьям пластмассовые подносы. Впереди Марина. Лида, как всегда, сзади.

–

 Ну и что? Ну и что?
– тихо возражает Лида.
– Ты устроила примитивную дешевую провокацию - задрала юбку, показала все, что можно, да еще и повисла на нем!.. А мужик есть мужик! Было бы хуже, если бы при виде твоих ляжек у него вообще ничего не возникло.

–  Все, что надо, все возникло! В этом можешь не сомневаться. А ты -абсолютная слепая дура. Помидоры будешь?

–  Да. А сколько они стоят?

–  Семьдесят коп. Брать?

–  Нет. Лучше салат витаминный за двадцать две. Тебе щи?

–  Я первого не ем. Неужели ты рассчитываешь, что он после вашего дурацкого Адлера бросит все и…

–  Я никогда ни на что не рассчитываю, - уже за столиком говорит Лида.
– Я хочу надеяться. Тем более, что он сам мне говорил.

–  Не будь дурочкой, Лидуня. Оттяни свой отпуск на месяц. Поедем вместе в Ялту. У меня там в «Интуристе» мощнейший крюк! Поселимся в отличной гостинице. Рядом Дом творчества писателей, до ВТО - рукой подать! Найдем двух шикарных мужиков… Причем не нас будут выбирать, а мы! И проведем время, как белые люди, Лидка! А там, чем черт не шутит…

–  Я люблю его, - тихо говорит Лида, прихлебывая щи.

–  А ты не думаешь, что его еще одна женщина любит.

–  Кто?..
– пугается Лида.

–  Его жена, - жестко говорит Марина.
– Вполне приличная девка. Я бы даже сказала - симпатяга.

–  Ох, черт, я так старалась об этом не думать!

Бабушка смотрит на закрытую дверь, откуда доносятся обрывки фраз Евгения Анатольевича и Нины Елизаровны.

–  …и мне предложили такие вот курсы АСУП… - это голос Евгения Анатольевича. Бабушка слышит звяканье чайной ложечки в чашке, смех Нины Елизаровны:

–  А-суп! Очень по-абхазски. Там к каждому русскому слову в начале пристегивается буква «А»: «Агорсовет», «Амагазин», «Абольница»…

–  Нет, АСУП - это автоматизированная система управления. Наше министерство такие курсы организовало и… Я же диспетчер на заводе. Вообще-то - старший диспетчер. Но это только название. А так… Меня и послали. На три недели.

–  А что такое - диспетчер на заводе?

–  Ну, есть график прохождения заказов. Смежники недопоставили - план летит вверх тормашками. Звонишь, требуешь, просишь, умоляешь. Ты кричишь, на тебя кричат.

–  Вы кричите?
– слышно было, как Нина Елизаровна рассмеялась.

–  Пожалуй, вы правы. Больше на меня кричат.

Бабушка тоскливо уводит глаза в потолок и почти

перестает слышать голоса из большой комнаты.

И возникают в ее полуживой голове свои тайные воспоминания.

Ни цвета, ни звука.

Когда это было?.. И было ли?..

(i)…В следственном кабинете, на столе у Друга, лежит портрет члена правительства Булганина, проколотый настоящей юбилейной медалью Дедушки.(/i)

(i)Друг сидит за столом, а его помощник, молоденький чекист, стоит около Бабушки, сидящей по другую сторону стола. Он подает ей листы протокола допроса, и Бабушка, с глазами, полными слез, аккуратно подписывает каждый лист с одной и с другой стороны.(/i)

(i)Друг встает, одобрительно гладит Бабушку по плечу и выходит из кабинета.(/i)

(i)Помощник Друга садится на место своего начальника и нажимает кнопку.(/i)

(i)Двое конвойных под руки вводят Дедушку. Он - в тельняшке, покрытой бурыми пятнами высохшей крови. Лицо опухло, один глаз не открывается, передние зубы выбиты.(/i)

(i)Помощник Друга трясет перед разбитым лицом дедушки портретом Булганина с настоящей медалью и показывает листы протокола, подписанные Бабушкой.(/i)

(i)И тогда Бабушка хватается за голову, падает перед Дедушкой на колени и, рыдая, целует ему руки в наручниках.(/i)

(i)Дедушка пытается отшвырнуть ее ногой, но сил у него не хватает, и он просто плюет Бабушке в лицо…(/i)

Бутылка шампанского почти выпита, стол являет собой все приметы закончившегося завтрака, а между обшарпанным комодиком красного дерева и диваном стоят Нина Елизаровна и Евгений Анатольевич.

Евгений Анатольевич обнимает Нину Елизаровну, целует ее лицо, шею, глаза, руки…

–  Женя, ну это просто смешно в нашем возрасте, - жалобно бормочет Нина Елизаровна, даже не пытаясь отстраниться.
– Когда вы первый раз пришли в наш музей…

–  Ниночка!
– задыхаясь говорит Евгений Анатольевич.
– Мы уедем ко мне. У нас тепло, море рядом…

–  Вы сошли с ума, Женя!
– печально возражает Нина Елизаровна.

–  Господи, я же мог не пойти в этот музей!..
– с мистическим ужасом восклицает Евгений Анатольевич.
– Но ведь пошел же! Значит, есть Бог на свете!

–  Женя…

–  А летом-то у нас как, боже мой! Мне от завода участок давали - я все не брал, не брал…

–  Женя, не мучайте меня. Какой участок? О чем вы говорите?

–  Нина… Уедем, Ниночка!

–  А мама? А девочки?

–  И маму с собой! Она там поправится. Будем выносить ее в садик. Там цветы…

–  Да ну вас к черту, Женя! Зачем вы меня терзаете…

–  Я?! Да я умереть готов…

–  Ну что вы, родной мой!.. Что вы такое говорите!.. Я так от этого отвыкла, так уже было успокоилась, а вы…