Ребро беса
Шрифт:
– Ты прости, Глеб, – проговорил примирительно, – я не представился. Сынянов Сергей Степанович. Вот, приехал в гости и неожиданно оказался наблюдателем несчастья. Увы, это виражи нашего бытия.
Корозову ни о чем это имя не говорило, а Сынянов почему-то не посчитал необходимостью пояснить, кто он такой. Но его уверенное поведение как бы заявляло, что он родственник Былееву. Глеб выдернул ладонь из руки Сынянова и ничего не сказал в ответ. Тот отвернулся и наклонился к жене Кира. Негромко произнес над ее ухом, между тем Корозов разобрал его слова:
– Ну все, хватит здесь
Та покорно склонила голову и тронулась с места. Глеб отступил, пропуская женщину. Она приостановилась, мимолетно глянула ему в лицо:
– Благодарю тебя, Глеб, что не прошел мимо. Заходи в любое время, – обронила и медленно пошла к асфальтовой дорожке.
Корозов кивнул в ответ и услыхал, как Сынянов, идущий следом за нею, недовольно проговорил в ее затылок:
– Это уже ни к чему, Тамара, совсем ни к чему!
Толпа у памятника стала стремительно редеть. Казалось, что для всех нахождение здесь было какой-то обязанностью, а не действительным желанием отдать почести умершей.
Все проходили мимо Глеба с печально-сосредоточенными лицами. Он всматривался в них, пытаясь уловить нечто настораживающее. И не мог. Некоторые, проходя, кивали ему, выпячивали выражения скорби и озабоченности на лицах, другие опускали головы, третьи не обращали внимания.
Когда все удалились от могилы и он остался возле памятника один, то услыхал чьи-то шаги сзади. Не оглядываясь, по шагам догадался, что это притопал Былеев. И не ошибся.
Кир был в гриме и потертой старенькой одежонке. Если бы Глеб сейчас обернулся, он бы наверняка удивленно воскликнул: «Послушай, друг, что это ты опять на себя напялил? Я же купил тебе приличные шмотки, ты что, обменял их на это старое дерьмо?» Такой была бы первая реакция Глеба. Но следом за этим он бы согласился с тем, что выбор одежды Былеевым был сделан абсолютно правильно – в ином одеянии здесь, где могли заметить родственники, Киру было появляться не только рискованно, но глупо и опасно. Корозов, не оборачиваясь, спросил:
– Ты всех видел, Семеныч?
– Всех, но были и незнакомые мне, – после недолгого молчания отозвался Кир.
– Как же это возможно? – усмехнулся Глеб. – На могилу твоей матери пришли твои родственники! Это я не знаю половину из них. А тебе как же они могут быть незнакомы?
Кир, не реагируя на его замечание, пыхнул из-под густых усов:
– Что это за особь мужского пола разговаривала с тобой?
– Это я хотел у тебя спросить о нем, Семеныч, – выкатил в ответ Корозов, качнувшись на месте. – Ты лучше меня должен знать. Он представился как Сынянов Сергей Степанович. И вел себя как твой родственник или по крайней мере друг семьи.
Былеев за спиной у Глеба сделал новую паузу, эта пауза показалась Корозову слишком долгой. Затем раздался его задумчивый голос:
– Я слышал такую фамилию, но никогда не видел этого человека. Он какой-то
Кир вновь умолк, слышалось только его глубокое дыхание, после чего перевел разговор на другую тему, разглядывая гранит:
– Поленились помыть памятник как следует. Ты представляешь, что когда-то и наши памятники не станут мыть!
– Рано что-то ты о собственном памятнике заговорил, – громко усмешливо хмыкнул Глеб, продолжая стоять в одном положении. – Скажи лучше, что еще необычного обнаружил среди родственников?
– Как будто ничего. Как обычно. Родственники и знакомые, – отозвался Былеев и поворотил голову в ту сторону, куда все удалились.
Тогда Корозов сказал о том, что больше всего удивило его:
– Я сына твоего не видел.
– Да, не было, – разочарованно подтвердил Кир и вздохнул.
Глеб подождал, что еще скажет Былеев, но тот умолк и больше не выражал желания говорить. Корозову не понравилось это, ненормальный какой-то бесцветный диалог, как будто не Киру, а ему все это было нужнее. Глеб недовольно насупился и так же, не поворачивая головы, спросил, глядя на лицо матери Кира, выгравированное на граните:
– Как она умерла, Семеныч?
Кир пожал плечами, и Глеб как будто затылком увидал движение его плеч. Странно все было, странно. Очень странно. Корозов даже пожалел, что спросил об этом. Былеев мог бы уже ничего не отвечать на вопрос, поскольку Глеб без слов сообразил, каким будет ответ. Но Кир все-таки сказал с грустной однотонностью:
– Да я и сам не знаю. Помню, что днем прилегла отдохнуть. Вот и все, что осталось в памяти.
– Немного, – заметил Корозов.
Былеев невесело согласился и вдруг насторожился, бросив:
– Кто-то идет, – и стремительно скрылся между памятниками.
Глеб обернулся, но Кира уже не было. Тоже услыхал шуршание приближающихся шагов. Шагнул от могилы к асфальтовой дорожке – и увидал, что от ворот кладбища возвращался Сынянов. Корозов вышел на дорожку, остановился. Тот подошел:
– Все еще здесь, Глеб, что тебя так заинтересовало? Старушка свое отжила. Да, коротка человеческая жизнь. Иногда очень коротка.
Корозов усмехнулся.
– Откуда ты знаешь мое имя? – задал вопрос в лоб, сразу на ты, с той же грубоватой прямолинейностью, какая перла из Сынянова.
– Слышал, как тебя назвала Тамара, – сразу же ответил Сынянов. – Ты уж прости, я люблю без церемоний, да и какого хрена церемониться, когда мы с тобой в одних годах. К старухе обращался б на вы, да ее уж нет. Мало, мало отведено человеку. Несправедливо устроен мир, нет, несправедливо. – Он закрутил головой, кидая взгляд по сторонам между памятниками, и сузил глаза. – Бог сотворил этот мир. Говорят, что бог прав, а я не верю в это. Слепил черт знает что!
Глеб не ответил, он вообще не был расположен вести диалог с Сыняновым, он чувствовал какую-то фальшь в его тоне, в его поведении. Все в нем раздражало Корозова. Вроде бы тот ничего плохого ему не сделал и нервничать вряд ли стоило, но внутреннее чутье отталкивало Глеба от этого собеседника. Сынянов же, продолжая крутить головой, вдруг спросил: