Ребус. Расшифровка
Шрифт:
– Любопытно, а на мою первую школьную любовь у вас тоже собрано досье?
– Этот период вашей жизни нас не интересовал.
– Слава богу!
– А вот о вашей мимолетной связи с капитаном Гурьевым нам, представьте, тоже кое-что известно. Впрочем, похоже, вы быстро сообразили, что на нищенскую зарплату сотрудника милиции особо не пошикуешь, и резко сменили приоритеты. Сначала – «шумел камыш», потом – «эх, Ладога, родная Ладога!» И не надо на меня так злобно смотреть – мне лидеры ОПГ подарков не делают!
А вот последнего майору Мышлаевскому говорить
Полина резко поднялась, обошла вокруг стола и влепила заместителю начальника ОРБ звонкую пощечину. Пару секунд полюбовавшись произведенным эффектом, она как ни в чем не бывало вернулась и села на прежнее место.
Хорошо, что «особистам» личное оружие на постоянное ношение не выдается. Судя по налитым кровью глазам Мышлаевского, в эту секунду он вполне мог и шмальнуть. Кстати, Ольховская немного ошиблась – как раз сейчас она невольно и совершила тот самый «катаклизм», который при благоприятных обстоятельствах вполне мог сподвигнуть майора на «пренебрежение своими должностными обязанностями».
– Чтобы завтра. К десяти утра. У меня на столе лежали две объяснительные, – придя в себя, отрывисто заговорил Мышлаевский. – Первая: по факту персональной расшифровки при наблюдении за объектом «Ребус». Вторая: по факту близкого знакомства с Ладониным Игорем Михайловичем. Дополнительно указать причины, побудившие к подаче рапорта о переводе из отдела установки в отдел наружного наблюдения.
– Да какие же еще могут быть причины? Естественно, овладение формами и методами ведения НН как на открытой местности, так и в закрытых помещениях, с целью дальнейшей передачи полученных знаний криминальным элементам.
– Вон отсюда, стерва!! – завопил Мышлаевский и шарахнул кулаком по столу так, что из подпрыгнувшей пепельницы разлетелись окурки.
– Вот и поговорили, – устало сказала Полина.
Она вышла из кабинета, аккуратно прикрыла за собой дверь и отправилась писать. Нет, не объяснительные, а рапорт на увольнение. «Прошу уволить со службы меня, капитана милиции, Ольховскую Полину Валерьевну, по собственному желанию…» И – далее по тексту…
Через полчаса Полина вышла. Нет, не «выскочила на истерике», «не побрела, ничего и никого не видя вокруг», как это в схожих ситуациях бывает в романах. Она просто вышла на улицу с обычной в таких случаях расторопностью. По пути пару раз кивнула коллегам. Уже на выходе из конторы ее тормознули, поинтересовались, «удалось ли ей что-то узнать?» Полина почти не соврала, ответив: «Стрингер вызвал необратимые изменения». В данном случае она, и правда, не соврала. Не соврала… о компьютере.
Ольховская шла по улице в сторону кафе, в котором через полчаса они должны были встретиться с Ладониным, и ни о чем не думала. В ее голове даже не стояла последняя, ставшая итоговым водоразделом в ее отношениях с «наружкой», фраза: «Мне лидеры ОПГ что-то подарков не делают!»
Полина просто шла, и между стенками ее черепной коробки в этот момент не было сейчас
Ровно через пять минут Полина неожиданно вскрикнула и ухватилась за лицо. Оказалось, что она со всего маху и очень уверенно долбанулась в стеклянную дверь до боли знакомого заведения. Вот теперь ее мозг заработал правильно: «Боже! Сейчас вспухнут губы и нос. На кого я буду похожа!»
Ольховская кинулась в сторону уборной. Один из сидящих за столиком парней проводил ее взглядом, захохотал и тут же получил подзатыльник от своей девушки. По этой явно супружеской парочке было ясно видно, кто в их доме хозяин.
Полина открыла холодный кран и, прижимая ладонь к лицу, наклонила голову. Через некоторое время она осмелилась взглянуть на свое отражение: верхняя губа стала полной дурой. И вот только теперь Полина расплакалась.
– Тут, кроме тебя, никого? – вдруг услышала она над ухом голос Ладонина.
Оказывается, он уже ждал ее в кафе и все видел.
– Ты что, обалдел?! – развернулась Полина.
– У-у! – прогудел печально Ладонин, стараясь чуть прикоснуться к ее губам.
– Не надо на меня смотреть. Пожалуйста! – Полина отвернулась.
– А на кого мне прикажешь смотреть-то? – улыбнулся Ладонин.
Он взял ее за руку, и они тихонько вышли, присев за столик Ладонина.
Понятливая официантка принесла лед в полиэтилене. Впрочем, об этом заблаговременно распорядился Игорь. Ольховская сидела напротив него, пытаясь прикрыться прозрачной материей.
– Я так понимаю, что ты получила от конторы все, что тебе причиталось? – спокойно произнес Игорь, разламывая пирожное «Графские развалины».
– Что, позвонили уже? – недовольно огрызнулась Полина.
– Никто мне не звонил, – удивился Ладонин. – Ты же сама говорила, что руководство намекает на некий неприятный разговор. А что за разговор, понять было немудрено – нездоровые связи с ранее почти судимыми, давно и окончательно зарекомендовавшими себя отрицательно.
– А откуда ты?… – ошарашенно отняла лед от губ Полина.
Ладонин заржал. Ольховская посчитала, что этот гомерический гогот относится к ее внешности, и едва не зарыдала, отвернувшись.
– Ну, чего ты?! – потрепал ее по волосам Ладонин. – Это я о связях!.. Они ведь так говорили?
– Ой, только не надо делать вид, что ты угадал! – не поверила Полина.
– А я вовсе не угадал. Просто в твоем случае все крайне примитивно и предсказуемо, за исключением ошибок. Как-то: я, брат бандита, сам почти бандит, но в данный момент характеризующийся положительно.
– Я передам, – съязвила Полина.
– Не стоит. Все равно не поверят, – хмыкнул Ладонин. – А сейчас я, без твоего позволения, озвучу тебе тезисы, только что выслушанные тобой от своих (упаси, Господи!) коллег.