Ребус. Расшифровка
Шрифт:
Погруженный в собственные раздумья, Ладонин этого взгляда не заметил, однако реплику Паши услышал и истолковал по-своему:
– А что? Очень даже может быть. Вернее, больше, наверное, и некому. Либо это господин депутат баловался, либо Ребус. Второе, на мой взгляд, более правдоподобно… Микола, десять минут прошли.
– Щас, Игорь Михайлович, еще буквально пару минуточек, – взмолился Николай, и судя по голосу, что-то у него там не клеилось.
– Игорь, у тебя есть какая-нибудь информация про этого Ребуса? – поинтересовался Нестеров.
– А какая именно тебя интересует? Официальную ты можешь получить сам, сделав запрос в ИЦ МВД. Полуофициальную найдешь в справочнике «Кто есть кто в Деловой Сибири» и на сайте «Компромат.ру».
– А неофициальную?
Ладонин на какое-то время задумался, а потом махнул рукой:
– Ладно, пошли спустимся ко мне в кабинет. Судя по нервозно-дерганым телодвижениям Миколы, на расшифровку этой бодяги у него уйдет еще как минимум полчаса. За это время мы успеем и за Ребуса погутарить, и по бокалу вина опрокинуть, и по цигарке раскурить. Ну что? Возражения, самоотводы есть?
Как и следовало ожидать, возражений и самоотводов со стороны «грузчиков» не последовало.
К концу правления Брежнева в Советском Союзе насчитывалось более двухсот уголовных авторитетов. А через каких-то десять лет их стало уже под семьсот пятьдесят. Как говорится, почувствуйте разницу. Где-то они принципиально
В начале восьмидесятых в мрачную Тулунскую спецтюрьму № 2, что среди лихого народа кличется крыткой, прибыл с особого режима Вячеслав Иваньков, уже тогда вор союзного значения по прозвищу Япончик. Приволокли его туда, ни много ни мало, за организацию бунта. Многое Япончику на земле тулунской тогда не понравилось, а более всего раздосадовала власть лаврушников по тюрьме и на воле. И в какой-то момент решил он пойти на них войной и восстановить былую историческую справедливость.
Первым «апостолом», сиречь сподвижником Япончика, стал Сергей Бойцов, по прозвищу Боец, из сурового городка Зима, подарившего миру поэта Евгения Евтушенко и оперного певца Николая Волкова. Вторым был коронован Александр Моисеев, он же Мася Братский. Надев на них корону, Япончик применил весь свой административный ресурс, чтобы протеже грузинского авторитета Ильи Симонии по прозвищу Махо, некто Мураш, корону не получил. На эти кадровые интриги грузинские воры ответили с акцентом: «Паглядым…»
И началась пальба. А раз так, то бей не жалей, вопросики типа «Жить иль не жить? Иль надо оказать сопротивленье?…» в нормальную голову в такой ситуации все равно не приходят. Первым жертвой в борьбе роковой пал Мася: холодным летом 91-го в машину к Масе положили мины, да не простые, а противотанковые. Машина отлетела на 63 метра, голова Маси – на 90, а рука – на все 107. Короче, шутки те еще, стремные. Хоронили Масю двести человек, некоторые из них были люди весьма именитые, несмотря на пять классов образования Маси.
Следующим безвременно ушел Рафик Багдасарян, по прозвищу Сво, коий слишком активно поддерживал антитбилисскую политику Япончика. Почему? Может, потому как сам был армянином? Не помог Сво ни дипломатический паспорт, ни пистолет «Агран», найденный при теле и ранее подаренный ему на день рождения Иваньковым. Хоронили горемычного, как члена Политбюро (на радостях чуть в Кремлевскую стену не замуровали), и это невзирая на пятнадцать судимостей и тридцать четыре года лагерного стажа. Говорят, в Ереване по такому случаю на два дня даже свет дали – побаловали земляков.
Япончик к тому времени уже был помилован царем Борисом Николаевичем. Навряд ли Ельцин был в курсе, что подписывает, однако поручительствам народного депутата-офтальмолога и заместителя председателя Верховного суда России поверил. Но Япончик – рыбина крученая, быстро сообразил, что запахло бертолетом, и скоренько подорвался в США. А что делать? Эмигрантские традиции в России сильны еще со времен Герцена. Впрочем, вскоре и там, на Диком Западе, местное ФБР Япончика немного огорчило.
Но вернемся к родным берегам. А здесь – после убийства Сво начали шмалять уже не одиночными, но очередями. Так исчезли Глобус и Рембо, Квантришвили и Федя Бешеный… Всех их, полегших на необъятных просторах, и не упомнишь. Пока продолжалась большая делюга, землей иркутской управлял один лишь Боец, да и то из Тулунской крытки. Одному, понятное дело, тяжело. Да и не с руки как-то из тюрьмы. Посему Япончик скоренько нашел замену не по своей воле разлетевшемуся Масе. Так появился Ребус – герой нового времени, поднявший знамя борьбы за славянское дело.
К тому моменту Ребус был уже трижды судим. Но судим все за статьи «гадские»: изнасилование, хулиганство, развратные действия, распространение порнографии, вовлечение несовершеннолетних в немедицинское употребление одурманивающих средств. Об этих нюансах Ребус не любил распространяться, потому как черный пиар. Впрочем, место, которое занял Ребус, шибко сахарным не назовешь: в 1993 году в окно его машины полетела граната, которая вопреки законам взрывотехники почему-то отскочила. Второй раз к акции подошли более масштабно: перегородили дорогу бревнами, заминировали, а в неподалеку вырубленных кустах посадили парочку оппонентов с автоматами. Но Ребус, прям как Ильич, – взял да и ушел другим путем. Получилось – опять лаврушники дров наломали напрасно.
Так да не так: поглядев на вырубленные в его честь просеки в городском парке, Ребус смекнул, что он не Змей Горыныч – голова одна, – и перебрался в Москву. Благо к тому времени он обладал уже не деньгами, а финансами. Здесь-то и пришла к Ребусу его законная слава. Как рассказывал один опер с Петровки: «Как-то вызвались мы задержать одного перца в „Ирландском“ ресторане. Ввалились, видим – а там Ребус. Это хорошо, думаем, есть повод поговорить. – Пригляделись, а с ним за столом еще и… из администрации того президента. Будь оно все проклято! Короче, ситуация: ходи мимо, задница – она тоже не железная».
Все это, конечно, не кот чихнул, и прощать шалости грузинам Ребус не собирался. И началася волчья ночка: сначала в Иркутске расстреливают грузинских воров – Эмчика и Пато. Затем в Сочи достают Махои Вахо. Затем снова в Иркутске пули из автоматов «Скорпион» кучно остывают в телах воров Бакура и Дато Тбилисского. Конечно, не все славяне были довольны новой политикой, но, с другой стороны, – а когда в чьих-то рядах не бывало противоречий? И вот уже гранатами забросали новоиспеченного вора Абашенка и изрешетили в мясо сына крестного отца вора Лазаренка. М-да, «от Розарио Агро еще никто не уходил».
К этому времени из Соликамского «Белого лебедя» вышел Сергей Бойцов – единственная оставшаяся фигура на региональной доске, способная противостоять Ребусу. Кстати, в Соликамск он был направлен из Тулунской спецтюрьмы, после того как сыграл в крытке свадьбу со вдовой «улетевшего» Маси. И тоже получилось с размахом: с оркестром, жареными поросятами и заносом широкой кровати в административное здание. Короче, погуляли от души. Правда, потом начальник тюрьмы в несколько ином качестве перебрался в следственный изолятор Иркутска, а Боец – в более жесткие условия. Туда, где диета простая: вместо поросят кашу жуй-плюй подают; на первое – вода с водой, а выплеснешь на собаку – шкура облезет. Но Боец не был фраером. Он был ферзем. И потому, освободившись, сразу же очутился в гостинице «Россия» в Москве, где ему вновь накрыли стол. Какая радость, какая приятность! Уж чем его угощал Ребус – история о том умалчивает, вот только после торжеств Боец захворал и по больницам с полгода мыкался. Видно, съел что-то. А что – врачи не установили. Еле на ноги встал. Слетал в родимый край, зашел домой под Новый год, и тут в его парадной так рвануло, что он потом всему дому за свой счет стекла вставлял. Но, в любом случае, Бойцу вновь повезло.
И поехал тогда Боец перетереть эту непонятку к Ребусу и вору Аксену. Видно, заподозрил что-то. Но не доехал. Вернее, доехал только до Аксена, так как
«двадцатого февраля около 13 час. 20 мин. со множественными огнестрельными ранениями обнаружены трупы Бойцова Сергея Александровича, 16.10.1960 года рождения, криминальная категория „вор в законе“, и…»
Словом, Боец наконец обрел благодать, и мощи его хоронила вся криминальная Сибирь. На двух зафрахтованных самолетах прилетел даже сам «правитель Дальнего Востока» – Джем с братвой из Комсомольска-на-Амуре, а Япончик прислал венок в три метра высотой (в прямом смысле этого слова). Джем, как полагается, провел разбор. Спросил и с Ребуса (он, конечно, был на похоронах). Но с Джемом лучше не связываться – Ребус крестился, целовал распятие, мол, ни при чем он. Поверил ли Джем? Или подумал: «Господи! Сколько раз прощать брату моему?» В любом случае, больше в Сибири конкурентов такой весовой категории не было. Ребус остался один. Но он, в отличие от Бойца, одиночество переносил нормально. В смысле, не скучал. Да и некогда было – дел-то невпроворот… [14]
13
Поскольку запись велась по памяти, в ней имеют место отдельные хронологические и фактурные неточности.
14
Здесь запись обрывается, поскольку в этот момент в кабинет Ладонина позвонил Николай и доложился, что запись с зажигалки обработана и все желающие могут подняться и внимать.
Нестеров, Ладонин и Козырев вернулись на третий этаж в компьютерную каморку.
Николай
И пошел звук:
– А: Рад видеть.
– В: Взаимно, взаимно.
– А: Место, я смотрю, модное.
– В: А мне нравится молодежь.
– А: Неожиданное суждение для тебя.
– В: Так отсидели… И на корточках, и на партсобраниях. Что ж теперь, до конца жизни в серых клифтах козырять? Я вот майку купил – видишь?
– А: (пауза) Не знаю…
– В: Триста, между прочим.
– Л: Действительно, все меняется.
– В: Поменялось ужо! И майки, и взгляды, и методы изменения взглядов… Так давайте же дойдем до учредителей «Первого республиканского банка»!.. Хорош тост!
(Смеются.)
– А: И все же к делу. Я ни в коем разе не тороплю, просто у меня сегодня еще встреча с избирателями.
– В: Ну, к делу так к делу. Итак: мы помочь можем.
– А: Или я вам?
– В: Давай так, тезка, – мы играем в теннис и кто выигрывает – не столь уж важно, так как любой счет дербаним поровну.
– А: Допустим, я согласен.
– В: Итак, мы помогаем друг другу. Мы – ресурсом. Зеленым, стойкими черными модными линиями.
– А: Извини, но я немного потерял мысль…
– В: Мы можем помочь деньгами и своим мнением. Мало ли кто из-за угла прыгнет с претензиями? В таком разе все неформальные претензии берем на себя.
– А: Теперь понял.
– В: Вы – административным ресурсом. Мне нужны хорошие военные, юристы, люди в УБЭПе, люди, сидящие на банковской линии, налоговики и судья.
– А: В данном случае ключевое слово – судья?
– В: Ключевое.
– А: Судья есть… Но будет дорого. (Оба смеются.)
– В: Схема, земеля, немудреная…
– А: Послушай, меня иногда коробит от твоих обращений. Извини…
– В: Извини, Николаич. Собственно, вся немудреность в чем? На белом свете, к коему, согласно атласу автомобильных дорог, относится и Республика Коми, есть фирма «Навигатор». Чем эта фирма примечательна?… Нет, не тем, что у нее на территории есть холодильные установки, – черт-то с ними. А тем, что именно «Навигатор» имеет с каких-то щей небольшой процентик в Первом, как ты понимаешь, республиканском банке. И вот этот процентик, выдернутый из рукава, и есть наш джокер. Но пока он в колоде «Навигатора». Посему мы тут подсуетились и вот…
– А: Я потом почитаю внимательно – в чем суть?
– В: Пару лет назад один фраер продал часть своих акций некоему местному жуку по фамилии Штрипкин. Вот ведь послал бог фамилию, а? Вроде как формальность какую-то при этом соблюдали. А этот фраер – спившаяся мразь. И он готов написать, что его там обманули и запутали. Но это все – проблемы юристов. Так же, как проблемы УБЭПа – возбудиться или нет. А дорогой нашему сердцу судья при таких рамсах аннулирует сделку. И что тогда? А тогда: фраер долю нам, мы – туда-сюда. Со Штрипкиным договоримся. А как фирма наша, то и джокером по лбу. Как?
– А: Красиво. Вот только красивые блицкриги всегда заканчивались в Нюрнберге.
– В: Не робей, Пафнутий!
– А: Я же тебя просил…
– В: Слушай, сколько нам лет, а сколько во-о-н тем хозяевам жизни, что бакланят неподалеку? Мы их сделаем. Не ссы, хорошая игра!
(Затяжная пауза.)
– А: Ты бы лучше воспитывал свою челядь. Вон, смотри! К чему такое хамство?!
– В: Блядь, что за кипеж?! Лишу сладкого, ей-богу.
– А: Да ты лучше пойди, дай команду!
– В: Да поздно мне уже дерганым быть – давай поглядим кино.
– А: Андрей, ну что ты смотришь, разнимай!..
(Очень долгая пауза, сопровождаемая криками, бранью, звоном разбитой посуды.)
– А: Настроение хорошее?
– В: Опасаешься чего-нибудь?…
(Небольшая пауза, на заднем фоне шум драки.)
– В: Дерганый ты какой! В детстве неожиданно не пугали? Фобий нет?
– А: Слышь!
– В: Слышу…
(Звук удара, падение, звон разбитой посуды, далее шумы, которые внезапно прекращаются по причине завершения записи. Видимо, в какой-то момент зажигалка улетела со стола и при ударе об пол перестала работать.)
При «публичном» прослушивании оконцовки записи Ладонин малость смутился, в очередной раз пережив эпизод своего бесславного участия в драке. Последние пару дней ему эта тема и так не давала покоя – и вот, поди ж ты, снова напомнили. В кои-то веки тогда выдалось помахать кулаками, и на тебе. Ребус вырубил, как младенца. Пусть исподтишка, но сам-то куда смотрел? Хрена ли клювом щелкал?! Нет, оно конечно, если кому рассказать, иные за почет воспримут: дескать, надо же, сам великий Ребус по темени собственноручно дланью приложился. Но с другой стороны – проспал, прозевал, да что там – проел по кабакам сноровку-то. Телохранителей заимел, типа крутой стал. Тьфу, ч-черт, самому противно. Противно и обидно.
Поскольку ни Козырев, ни Нестеров в драке участия не принимали, понять нравственные страдания Ладонина они не могли. Что же касается Паши, то он, если честно, из прослушанного разговора вообще не понял ничего, а потому отнесся к записи соответствующим образом. То бишь исключительно по-шекспировски – много шума из ничего. Ну «Навигатор», ну судьи, ну проценты – подумаешь! Велика важность! Он-то как минимум ожидал услышать, как Бекаса Резидент вербует, про халву договаривается, а получилось… Бизнесмены бодаются. Скучно.
Зато у бригадира по поводу услышанного кой-какие соображения имелись. Под конец записи он дал понять Игорю: дескать, когда закончится – пойдем курнем. В ответ Ладонин, слушавший запись с явным интересом, часто закивал головой, подтверждая: да, надо будет это дело обкашлять.
Мужики вышли на балкон, причем подорвавшемуся вслед за ними с места Паше дали понять, что именно на этом перекуре его не хотят. Козырев не возражал. Тем более, что общаться с Николаем было на порядок интереснее, нежели со старыми пердунами. Притом что и были-то они всего лишь лет на пятнадцать-двадцать постарше Паши.
Хотя – кому как, для двадцатитрехлетнего Козырева это фактически целая жизнь.
– Твое мнение, Игорь? – спросил Нестеров, выуживая из пачки сигарету.
– Что и требовалось доказать: типичнейший образец смычки власти и капитала. Хуже другое – уже почти год, как мы ежемесячно засылаем этому депутату. Кстати, знаешь, какая у него среди своих кличка? Прайс-Лист. А недели три назад к нам приходил человек Ребуса и требовал долю малую в одном очень рентабельном с недавних пор комбинатике. Этого человека, конечно, послали, но, уходя, он грозил нам неприятностями с властями. К слову, этот комбинат тоже находится в Республике Коми.
– Ты хочешь сказать, что он у вас скрысился?
– Депутат по определению крыса. Но, кстати, он не «у нас» – он у всех, общий. Или ты не в курсе, что депутат суть есть народный избранник?
– Игореша, вот только не надо грузить меня всей этой политической херней. Ты мне лучше скажи, что с этой пленкой делать?
– Можешь отдать ее своему руководству. Если записанные на ней слова лягут в масть, ты вправе рассчитывать на орден или, на худой конец, на премию. Но скорее всего не лягут. И тогда запись у вас отберут, а потом дадут пиздюлей. Или наоборот – сначала дадут, а потом отберут.