Ребята из дивизии «Таран»
Шрифт:
– Опять выперли штатские помыслы? – свирепым голосом осведомился Женька. – Вы – боец, пулеметчик и должны думать о том, как с врагом драться на этой земле, а не турпоходами ходить.
– Знаешь, надоело! – разозлился Леня. – Шутки – шутками, а поучения твои в ушах навязли.
– Может, оно и так, – задумчиво сказал Борис, – но Женя в общем прав. Туристические видения очень уж контрастируют с боевой обстановкой!
Правота Женьки подтвердилась немедленно. Вдоль вагонов перекличкой пронеслось
Из соседнего вагона горохом посыпались бойцы. Женя с Леней тоже прыгнули в снег, задрали головы.
– Вот он, «фокке-вульф», снижается!
– Женька, давай пулемет! Борька, Сережка, зенитную треногу! Сейчас я помогу... Готово? Жень, ленту!
Звонко затарахтел «максим», посылая длинную очередь в небо.
– На тебе, паразит!
Выведенная из последнего вагона лошадь, испугавшись, взбрыкнула, чуть не задев пулемет. Другие бойцы тоже палили по самолету из автоматов и винтовок.
«Фокке-вульф», резко набрав высоту, лег на крыло и ушел к лесу.
– Ага, отогнали!
– Не любит черт огонька с земли...
– Вот и первые выстрелы по врагу... – задумчиво сказал Леня, забираясь в вагон.
– Запиши в дневнике и дату поставь, – посоветовал Борис.
...Постепенно стемнело. Проскрипели шаги вдоль вагона, чей-то кулак забарабанил по стенке, и друзья услышали задорный голос:
– Эй, пулеметчики! Кончай в вагоне мерзнуть, выходи совместно греться! Командир полка приказал самодеятельность развернуть!
– Пошли, – встрепенулся Борис, – попоем!
Заиграл духовой оркестр. Обступив музыкантов, бойцы негромко, но с чувством спели «Москва моя, ты самая любимая», «В далекий край товарищ улетает» – ту самую, из «Истребителей».
Леня внимательно посмотрел вдоль вагонов и увидел неподалеку командира полка, комиссара, начальника штаба, а рядом с ними – две невысокие фигурки в длинных шинелях.
Сразу стало жарко, Леня шагнул было вперед из круга, но тут же остановился. «Там – начальство. Неудобно лезть со своими разговорами... Как же быть?»
Выручил оркестр. Кончилась очередная песня, и он – сначала потихоньку, а потом погромче, побыстрее – начал раскручивать какую-то танцевальную мелодию. Тут же старательно затоптались в снегу бойцы, выделывая валенками неуклюжие па, и Леня решился. Он подбежал к командиру полка и, вытянувшись, обратился по всей форме:
– Товарищ капитан! Разрешите...
– Разрешаю, разрешаю, – перебил его Довнар и улыбнулся: – Ну что ж, приглашайте, так и быть, нашу охрану, если она не возражает...
– Снайперы не возражают! – отчеканила Наташа, протягивая Лене руку.
А перед Машей уже галантно мел снег ушанкой, точно мушкетер шляпой
И вот Наташина рука – на Ленином плече. И вот снайперу и пулеметчику уже кажется, что они – на мирной танцевальной площадке, что на ногах – не валенки, а туфли, что высоко над ними – причудливо мигающие фонарики, а не ледяные звезды...
– Как хорошо! – шепчет Наташа, и Леня кивает, сжимая ее пальцы в рукавичке. Говорить не хочется.
Но вот оркестр доиграл последний танец. Наташа и Леня замерли, молча глядя друг на друга.
– Вот и кончился этот вечер... – задумчиво произнесла Наташа.
– Да. Так неохота расходиться по вагонам! – откликнулся Леня.
– Неохота, а надо, – сделала безапелляционный вывод Маша. – А вдруг эшелон пойдет ночью?
– Ладно, убедила... Давайте, девчонки, я вас провожу, – предложил Леня, беря обеих под руки.
– Тут идти-то всего ничего, – удивилась Маша. – Или хочешь вообразить, будто возвращаемся с настоящих танцев?
– Конечно!
Короткие проводы кончились. А Наташа отчего-то не отнимала своей руки, пристально смотрела в глаза, чуть поднимала недоуменно брови, улыбалась... Потом тихонько сказала со вздохом:
– Ну, все. Пора наступать на горло собственной песне...
– Ты все цитируешь? – улыбнулся Леня. – Надо тогда немного изменить, исходя из обстановки: собственному танцу.
– Да. Могу еще: «Что день грядущий нам готовит?» Надеюсь, Пушкин простит мне небольшую вольность. Ну, ладно, спокойной ночи, Ленечка!
Пулеметчики еще бодрствовали, когда Леня вернулся в свой вагон.
– А, явился, ловелас, – не преминул съехидничать Женька. – Ну, ты ладно, ты – человек конченный. А этот каким Дон-Жуаном оказался! – Он ткнул пальцем в Бориса. – Представляешь, на глазах у всего эшелона на целый вечер, так сказать, ангажировал медсестру из соседней роты.
– Это какую же?
– Да Зиночку! Симпатичная такая девчонка, посмеяться любит и за словом в карман не полезет... А этот хлыщ заморочил, видно, ей голову: все время что-то бубнил в ухо, а она почему-то слушала...
– Не тебя же, трепача, ей слушать, а человека серьезного, солидного, – попытался защититься Борис.
– Это ты-то серьезный? Только вид такой на себя напускаешь! Единственный действительно серьезный среди вас – это Сережа. Он не стал, например, размениваться на какие-то там песни и танцы, а сидел и размышлял и сейчас размышляет. Интересно, о чем?
– Да о том, когда ты сегодня утихомиришься и дашь хоть немного поспать, – ответил Сергей. – Все до крайности просто!
– Виноват. Опять ты прав, дружище... Отбой! Завтра, думаю, нас подбросят к фронту. Это уже вне сомнения.