Ребята из дивизии «Таран»
Шрифт:
– На нет, как говорится, и суда нет! – развела руками Наташа. – Будет силенок побольше – тогда попросим. А пока мы и вдвоем управляемся. И кажется, неплохо...
– Неплохо, – подтвердил комбат. – Одно я вам точно могу сказать: в дивизии решено создавать снайперские группы. А так как единственные снайперы у нас вы, то готовьтесь принимать учеников. На этом – всё. Марш отдыхать!
Как бы ни уставали девушки, как бы тяжело ни складывалась очередная «охота», Наташа писала родным и друзьям бодрые, жизнерадостные письма. В них она уверяла, что с нею – именно с нею! – ничего не может произойти.
«...Я по-прежнему верю, –
«...Ни одна пуля подлой фашистской собаки не отнимет у меня жизни, – уверяла она мать, – а я, твой солдатеночек-снайпереночек, постараюсь так насолить им, чтобы долго помнили проклятые, чтоб бежали да оглядывались».
Своей московской подружке Лиде она наказывала организовать встречу всех друзей ровно через тридцать дней после конца войны. «Можно у меня – Сретенский, шесть, квартира восемь...» И почти тут же: «Я загадала, что если меня не убьют до дня моего рождения – двадцать шестого ноября, то я останусь жива. Мне уже исполнился двадцать один, пошел двадцать второй, а я жива и здорова. Отсюда ясно, что мне и дальше будет так же везти...»
Интересный оборот: «отсюда ясно, что...» – словно в школе, на уроке математики.
Как сухари, как патроны, настроение у подруг было общим. Маша тоже посылала домой бодрые письма.
«Здравствуйте, дорогие родные, – писала она в одном из них, – тороплюсь сообщить, что я жива и здорова, чувствую себя хорошо, настроение тоже хорошее, с нетерпением жду от вас писем, но их все нет и нет, хочется знать о всех вас и новостях в Москве, ведь мы теперь далеко от нашей любимой столицы, но, несмотря на это, она нам все равно кажется близкой...»
«Теперь скоро можно будет сажать цветы около дачи, – обращалась она к младшему братишке, – так что ты, Шуринька, займись. Я уже мечтаю о нашей даче с цветами, по возвращении с фронта снова бегать на участке по траве...»
Приближалась встреча с пополнением. Девушки принялись восстанавливать весь курс своих стрелковых занятий. И отчего-то было странно вспоминать обучение в школе снайперов – решение задач, схемы пути светового луча через девять линз оптического прицела, определение расстояний до цели, выбор ориентиров.
Все эти премудрости давно уже превратились в привычное дело, слились в одну операцию. И вот теперь ее надо было снова разделить, объяснить попроще, детально, подобрать примеры...
А как рассказать новичкам о странном чувстве нерешительности перед первым выстрелом, когда враг уже обнаружен? Вернее, не нерешительности, а желания чуть помедлить – может, для совсем уж предельной точности стрельбы. Его, это чувство, надо научиться преодолевать, как надо преодолевать и азарт, который тоже мешает четкому прицельному огню.
Надо приучить будущих снайперов «читать книгу примет», эту помощницу в розыске цели. Солнечный зайчик, мелькнувший в кустах, дымок, поднимающийся над бугром, испуганно взлетевшая птичья стая, ветка, качнувшаяся в безветренную погоду, – все это должно заставить стрелка мгновенно насторожиться, прикинуть: а не спрятался ли в кустах наблюдатель с биноклем, не устроен ли под бугром дзот, не вражеская ли «кукушка» шевельнула ветку и спугнула птиц? И надо тут же принять решение, тут же начать действовать...
Теперь, выходя на «охоту», девушки невольно следили за своими собственными приемами, отмечали – ага, вот это можно интересно объяснить ученикам, это – показать,
А снайперский счет подруг все рос и рос. В одном бою, когда фашисты контратаковали позиции выдвинувшегося вперед полка, группы вражеских автоматчиков просочились почти до самого полкового НП. На этот участок и были срочно выдвинуты девушки, а в помощь им подослан пулеметный расчет. Снайперы быстро подготовили свои ячейки впереди НП, пулеметчиков же попросили передвинуться метров на сто в сторону.
Только что грохотали разрывы мин, лихорадочно стучали пулеметы, пули, точно дятлы, щелкали по стволам деревьев. И вдруг стало тихо. Как-то зловеще, жутко тихо!
Пристально, до боли в глазах, всматривались девушки в поляну с редкими деревьями, примыкавшую к их позиции. Вот из-за одной сосны выдвинулся ствол автомата... Затем выглянул вражеский солдат... Обернулся, махнул кому-то, и с десяток автоматчиков выскочило на поляну...
Маша подняла руку. Тут же наши пулеметчики дали длинную очередь. Фашисты попадали в снег и поползли по направлению к ним, стараясь охватить кольцом.
Они не знали, что центр и фланг их группы стали отличной целью для снайперов. Те успели выстрелить по четыре раза – и восемь фашистов остались на снегу без движения. Лишь двое попытались убежать, но были срезаны пулеметной очередью.
Через несколько минут новая группа вражеских автоматчиков устремилась через поляну. Снова поднялась Машина рука, снова застрочил пулемет, и снова фашисты кинулись на звук этих очередей.
Девушки опять успели сделать по четыре прицельных, безошибочных выстрела – и еще восемь вражеских автоматчиков разделили участь своих предшественников.
Фашисты так и не разгадали этот маневр! Во всяком случае, до сумерек они попытались вновь прорваться к НП. В результате – шестеро были скошены огнем пулемета, семеро нарвались на снайперские пули.
А потом подоспел резерв, который не только отразил вражескую контратаку, но и продвинулся вперед.
В этот вечер Наташа и Маша грелись в лесу у небольшого костерка-трещуна, чистили винтовки. А потом Наташа принялась за очередное послание родным:
«Любимые мои!
Простите, что давно вам не писала. Время теперь горячее, письма писать негде и некогда. Да! Началась настоящая фронтовая жизнь, о которой я раньше только в книжках читала и в кино видела. Живем мы в лесу, в шалашах из еловых веток, жаримся возле костров. За последнюю неделю ваша Наталка так закоптилась, что стала похожа на цыганку. Даже был такой случай: после того как я основательно умылась теплой водой, один командир сказал: «Да вы, оказывается, светлая, а я считал вас брюнеткой». Вот какие дела! Ну, ничего, зато немцев мы здорово бьем. Выгоняем их из наших деревень и сел. Вчера ночью еще деревню освободили! Гитлеровцы тут расположились как дома, окопались, укрепились и думали, что их ничем не возьмешь. А мы их жмем, и давим, и гоним, как паразитов.
Вы за меня не беспокойтесь. Все будет хорошо. Я до сих пор даже не ранена, даже шинель пулей не задело. Правда, шинель моя требует довольно основательного ремонта, так как ночуем мы у костра, а ночью довольно сильные морозы, ну и стараешься к костру лечь... Уголек отскочил – и дырка готова! А я, как вам известно, люблю тепло, поэтому полы моей шинели представляют собой особенно живописную картину. Ну ничего, мне ее обещали починить...
Целую вас всех много – много раз крепко и нежно (боюсь только копотью вас измазать). Пишите, мои родненькие!»