Ребята не подведут!
Шрифт:
Он протянул руку и нерешительно, робко погладил сутулые плечи дяди Комлоша.
— Дядя Комлош! — прошептал он. — Мы найдем тетю. Честное слово, найдем.
— Кто? — рассеянно спросил он не то у Габи, не то у кого- то еще — может, у лестницы, у дома, у неба, у всего мира. — Кто может найти ее?
— Мы, ребята, — ответил Габи и незаметно согнул в кармане указательный палец.
Дядя Комлош посидел так еще немного, как человек, у которого что-то внутри оборвалось, потом встал и пошел, словно лунатик: машинально поднимая ноги, вперив невидящий взгляд в землю. Габи шел рядом и не переставая рассказывал
Дядя Комлош остановился и с таким интересом посмотрел на убогий домишко, будто это был парламент или какое-то другое достопримечательное здание, о котором рассказывается даже в «Родной речи».
Дверь домика отворилась, из нее вышла сухонькая старушка с тазом в руках и выплеснула из него за порог воду. Дядя Комлош подошел к ней, обнял ее за худые плечи, поцеловал в морщинистые щеки и, не проронив ни слова, убежал. Бабушка выронила таз и недоуменно смотрела вслед убегавшему. Она непонимающе покачивала головой даже после того, как тот странный человек уже скрылся и разглядеть его своими подслеповатыми глазами она не могла.
Габи догнал дядю Комлоша и, запыхавшись, сказал:
— Если с вами случится беда, приходите к нам, и делайте вот так, это наш условный знак.
Он согнул указательный палец и умчался, чтобы передать донесение советнику.
Но советника его донесение в особый восторг не привело. Он считал — и высказал это прямо и жестко, — что война, бомбежки и действия группы не дают повода для того, чтобы некоторые «предсидатели» пренебрегали орфографией. Хочешь не хочешь, а Габи пришлось пообещать наряду со всем прочим уделять внимание грамматике. Они договорились, что доктор Шербан в качестве советника будет и наперед оценивать донесения с точки зрения грамотности. Если Габи не подтянется, ему придется подать в отставку с поста председателя и больше не участвовать в работе группы до тех пор, пока не пройдет переэкзаменовку. Когда соглашение было заключено, Габи поднял взгляд на господина Шербана и сказал:
— Нам нужны деньги.
Господин Шербан оторопел. Сначала он подумал, что речь идет об уплате членских взносов и даже спросил, зачем группе понадобились деньги.
— Они нужны не нам, а тете Чобан.
И Габи подробно рассказал, в чем дело. Оказывается, дядя Чобан, уходя в солдаты, продал радиоприемник, чтобы тетя могла на что-то жить. Но вчера кое-кто из дотошных мальчишек подслушал, как тетя Чобан жаловалась тете Варьяш, что радиоприемник она уже «проела» и теперь собирается продать пикейное покрывало. Если так пойдет и дальше, то к возвращению дяди Чобана в квартире останутся голые стены, хотя тетя очень экономит, мясо видит только в витринах магазинов, фрукты вообще не ест и питается одними овощами да хлебом.
— По-моему, нам надо позаботиться о тете Чобан, верно? — спросил Габи.
Господин Шербан кивнул головой, дал Габи денег и согнул указательный палец. Габи сделал то же самое и, хотя на лестнице не было ни души, прошептал:
— Ребята не подведут!
— Ребята не подведут! — отозвался доктор Шербан и ушел.
Габи сел на лестницу и принялся пересчитывать деньги, которые дал ему доктор. Не прошло и минуты, как прибежал Денеш, сжимая в руке какие-то деньги. Он с гордостью сообщил,
— Ну и осел же ты! — разозлился Габи. — Зачем ты у нее просил? Ведь деньги-то мы собираем как раз для нее.
— Знаю. Поэтому я и попросил, — упрямо ответил Денеш. — Если мы собираем для тети Чобан, значит, она получит их обратно. Она могла бы дать и десять пенге. Разницы никакой.
Габи записал в тетрадь для домашних заданий, сколько получено денег от господина Шербана и сколько собрал Денеш, а потом приплюсовал принесенное Шефчиками. Ица крепко зажала в своей загорелой ручке деньги, заявив, что отдаст их лично тете Чобан. Габи с большим трудом растолковал ей, что этого делать нельзя, что тетя Чобан не должна знать, от кого получит деньги — ведь группа-то их секретная и рисковать поэтому нельзя. Мица, в отличие от своей сестры, с милой улыбкой передала деньги, полученные от жильцов первого этажа, и тут же вздохнула:
— Ой, сколько денег! Вот бы купить мороженое.
— Ишь чего захотела! — возмутился председатель. — Эти деньги не наши, а тети Чобан.
— Но тетя Чобан все равно не знает, сколько их, — заупрямилась Мица. — Но если не хочешь, я могу сама попросить тетю Чобан дать мне денег на мороженое.
— Они ей нужны не на мороженое, а на еду, понятно? — отрезал Габи и старательно вывел в тетради: «Мица, первый этаж, шесть пенге тридцать шесть филлеров». Потом спросил:
— А сколько дал зеленорубашечник?
Выяснилось, что зеленорубашечник ничего не дал. Он захлопнул дверь перед самым носом Денеша и закричал, что ему нет дела до голодранцев, пусть, мол, они обращаются за помощью к властям да еще и гордятся тем, что терпят лишения во имя окончательной победы. Денеш сказал также, что, когда он заглянул в окно, зеленорубашечник в это время завтракал и Денеш сам видел, как тот ел ветчину и еще какие-то лакомства, но какие именно — он не разглядел, потому что зеленорубашечник прогнал его.
— И мороженое было? — спросила Мица.
Чтобы не разжигать страстей, Денеш утвердительно мотнул головой и сказал Мице, что видел у зеленорубашечника такие огромные трубочки с мороженым, в которых запросто может поместиться даже Мица.
Мица сразу притихла, представив себе огромную трубочку с мороженым, и больше уже не мешала заседанию группы, обсуждавшей важные дела.
Теперь нужно было написать письмо тете Чобан, потому что без письма деньги посылать нельзя, а написать такое письмо — дело не шуточное. Кроме того, нельзя давать поблажку и зеленорубашечнику. Хочет он того или не хочет, а деньги все-таки должен заплатить.
Разумеется, сначала составили письмо. Долго совещались, какое же выбрать обращение. Петер Шефчик, вычитав, видимо, где-то понравившиеся ему слова, предложил начать так: «Уважаемая дама». Но предложение его отклонили: ведь каждому ясно, что тетя Чобан вовсе не дама, а просто тетя и если бы она была дамой, то деньги для нее не пришлось бы собирать. Кстати, они бы и не стали собирать для дамы, потому что дамы даже летом носят шляпы и перчатки, у них накрашенные ногти и, завидев, например, Мицу, они вечно восторгаются: «Ах, какая миленькая замарашка!»