Ребята с нашего двора
Шрифт:
— Напрасно шутите. Я бы просил отвечать серьезно.
— Старик сам вспомнил, — сказала Вера.
— Если человек забыл, он вспомнить не может.
— Может, — сказала Вера.
— Не может! — возразил старшина, как припечатал.
Павлик придвинулся поближе к майору, почувствовав, что надо вмешаться. У майора было домашнее, неофициальное выражение лица, и китель не годился для парада. И фуражка была выгоревшая, со светлым донышком. Все это позволяло надеяться на взаимное понимание. Павлик разъяснил:
— Количество чисел у замка — девять в четвертой степени. Значит,
— Логично, — кивнул майор, не высказывая, впрочем, особого интереса к этим выкладкам.
— Отсюда вывод: старик сам вспомнил.
— Они пытаются ввести в заблуждение, — предупредил старшина. — Старик не мог вспомнить. Он прибыл с периферии, ему это оборудование незнакомо. Я, товарищ майор, каждый день подобных стариков встречаю. И не было прецедента, чтоб вспомнили. Все голову теряют, понимаете ли. Шум стоит, гам.
— Мы только помогли вспомнить, — сказала Вера.
Парнишка-дежурный тоже осмотрел дверцу, зевнул с полным безразличием:
— Так я не нужен?
— Нет, — сказал майор. Он перевел взгляд на Сережку, на Павлика. Затем опять на заляпанную дверцу.
— Я их предупреждал! — сказал старшина. — Специально просил, чтоб не касались!
— Поезд ведь уходил, — напомнила Вера.
— А дежурного не найти было! — сказал Сережка.
Павлик снова обратил все надежды к майору:
— Старик говорил, что не может опаздывать. Лучше, говорит, под паровоз кинусь. Вероятно, какие-то срочные дела у него. Какое-нибудь задание важное… держался он очень внушительно.
— Я проверил паспорт, — сказал старшина. — Старик в игрушечной артели работает. Штамп стоит: «Артель «Красная Игрушка». Вы не пытайтесь запутать! — Павлик осекся.
— Какая разница, где он работает! — сказала Вера. — Кому хочется на поезд опаздывать? Все очень понятно!
Старшина доложил:
— Данные старика имеются, товарищ майор. Я взял на заметку. Беспокоит меня другое. Не исключено, что эти вот граждане натолкнулись на способ открывать камеры.
— Какой это способ? — спросил майор.
— Я только предполагаю. Они случайно могли натолкнуться на способ, который пока неизвестен. Иначе как бы они вскрыли? А впоследствии проболтаются, и могут возникнуть неприятности.
— Да нету таких способов! — нервничая, загорячился Павлик. — Смешно же! Неужели конструкторы не предусмотрели?!
— Всего не предусмотришь, — сказал старшина. — Телефонные автоматы — наглядный пример. Молодежь пошла слишком сообразительная.
Сережка сказал с укором:
— Я же сразу к вам побежал! Сюда вас привел! Зачем тогда приводить милицию, если мы взломщики?
— Не запутывайте простое дело. Вы поздней обнаружили этот способ.
— Нету у нас способа!!
— Полагаю, что стоило бы их задержать, товарищ майор.
— Полагаете?
— Для выяснения. Вполне возможно, что я ошибаюсь. Но с другой стороны, не дай бог, начнут страдать пассажиры. Вскрыта одна камера — могут быть вскрыты и остальные. Имеется прецедент.
— Мы вас не обманываем, — сказала Вера. —
Павлик заканючил, уже не заботясь о производимом впечатлении:
— Мы из турпохода, товарищ майор! Замучились жутко, мозоли на ногах… А сейчас метро закрывается! Если уже не закрылось!..
— Пройдемте, — сказал майор, перебрасывая планшетку из одной руки в другую.
— Куда?! Мы же все рассказали!..
— Пройдемте.
Старшина испытал минутную неловкость. Он не хотел, чтоб его считали сухарем и формалистом. Ребятишкам действительно пора укладываться в постели. Тем более, что вина их не доказана. И действовали они, надо полагать, без всякого злого умысла.
— Можно вызвать их завтра, товарищ майор.
— Продолжайте дежурство, старшина.
— Слушаюсь!
— А вас попрошу со мной, — сказал майор и повел всех троих к выходу.
4
Алексей Петухов сидел под фонарем — на манер бродячего бременского музыканта — и наигрывал самодельную песенку.
Над фонарем плясали, блестя крылышками, какие-то осенние мошки. Площадь внизу тихо шумела. Не мешали прохожие — не было их вовсе. Распевай, если нравится, во все горло.
У-ска-кали деревянные лошадки, Паро-ходи-ки бумажные уплыли. Мы, из детства убегая без оглядки, Все, что надо и не надо, — позабыли…Песенка лилась на редкость легко, свободно. Она очень нравилась Петухову. Но вот это обстоятельство его и смущало.
Что-то неладное происходит с его творчеством.
Он, Петухов, умеет создавать серьезные, значительные стихи. Выступает с ними в заводском клубе, публикует в газете. Но эти стихи, рожденные в поте лица, он почему-то вскоре забывает. Не снятся они ночами. Не звенят безотчетно в душе. Стыд и срам — Петухов читает их по бумажке, когда выступает в клубе… А вот всякие пустячки, рождающиеся сами собой, отчего-то запоминаются. Прилипают, как банный лист.
Если вникнуть в песенку, которую он исполняет сейчас, то руками разведешь. Ни складу, ни ладу, ни значительной темы. «Ускакали деревянные лошадки»… Вы представьте эту картину. Ведь кошмарное зрелище: какие-то палочки безногие скачут. И куда они скачут, простите? На пастбище? Но чепуховина эта возникла невесть откуда, и запомнилась, и даже понравилась, и Петухов исполняет ее. Вопреки здравому смыслу.
Са-мо-дельные игрушки позабыты. Мы об этом, мы об этом не жалеем. Мы серьезны, глубоки и деловиты, Мы старательно умнеем и взрослеем.