Рецепт на тот свет
Шрифт:
Вот никак не начнется пьеска «Пирог». Пока Тараторка и Демьян в голове беседуют — все прекрасно, начинаешь переносить на бумагу — карандашные каракули жалки и беззвучны. Никак не прорвется на волю та речь, что широким и живым потоком неслась в «Подщипе». Как же было весело писать шутотрагедию! С каким азартом играл главного комического злодея — принца Трумфа! Роль была — как водопад Ниагара, летела, искрилась, грохотала! А Господь решил, что хватит рабу Ивану развлекаться, отнял эти потоки… и что — смирение? Что — смирение?.. Чему оно учит, к чему готовит? Учит не гоняться за славой? Какая
Фрау Векслер, желая успокоить, разбередила душу. Маликульмульк вошел в свою комнатку и увидел на столе тарелку, покрытую салфеткой. Хозяйка пекла пироги с капустой, принесла самые удачные, ровненькие, с румяными блестящими боками. Это она хорошо придумала…
Маликульмульк раздевался быстро и сердито, оборвал две пуговицы. Жаркая комнатка — вот идеальная берлога! Здесь не нужно ничего лишнего. Все, все — на пол! И — пирог в зубы! Челюсти заняты, язык занят, нажеванная каша соскальзывает в желудок, брюхо опять наполняется тяжестью, брюху хорошо! Можно пройтись босиком, можно встать у окна, глядеть поверх занавесок на пустую улицу, можно увидеть начало эспланады, также пустое. Мир бел и ровен, мир пуст. И обретается в полной гармонии с головой сочинителя. Что за дивное время для тех, кто утратил свой дар, — зима!
Но голова не может долго пребывать пустой. В голове заводятся, как таракашки, мысли — откуда-то приходят по щелям, располагаются, и не прогонишь — мысли-то дельные. Нужно с утра послать человека на Клюверсхольм к Егорию Лелюхину — может, что-то стало известно про Анну?
Вот тоже особа, неспособная смириться! Сестра по духу!..
Нужно также утром надеть чистую рубашку. Иначе ее сиятельство наверняка устроит нагоняй — велела бы принести одну из старых, но выстиранных и отутюженных рубашек князя, но они не сойдутся на груди и на брюхе — не сойдутся по меньшей мере на пол-аршина. Нужно также с самого утра зайти в девичью — на сюртуке опять пятно. А после обеда у священника, после посещения школы — заехать сперва к Дивову, уговориться окончательно. Придется записать…
Маликульмульк завертелся в потемках — где-то на столе был карандаш, где-то лежала стопка бумаги, все куда-то пропало. Брюхо подало голос.
— Какой дурак заедает горячий шоколад капустными пирогами? — спросило брюхо.
— Цыц! — ответил Косолапый Жанно.
Потом он повалился на кровать и сказал себе, что это и есть блаженство — единение чересчур разумного человека с матушкой-натурой, а прочее — от лукавого.
И заснул.
Глава четвертая
Спасти Лелюхина
События развивались именно так, как были задуманы, и в третьем часу дня Маликульмульк оказался в Цитадели. Он полагал, что четверти часа хватит на то, чтобы объявить бригадиру Дивову решение ее сиятельства и дойти до Рижского замка. С утра он успел немного поработать, теперь следовало убедиться, что подчиненные выполнили все задания.
Сторожа знали его и впустили без рассуждений.
Маликульмульк полагал найти Дивова в тюрьме, на первом этаже, где работали арестанты. Но даже не пришлось заглядывать в их помещение,
— Здравствуйте, Петр Михайлович, — сказал Маликульмульк. — Я пришел уговориться с вами. Завтра я заберу детей и отвезу их в школу, там их проэкзаменуют…
— Благодарствую, незачем, — отрубил отставной бригадир.
— Это как же?
— Внуки будут жить при мне.
— Мы же уговорились, ее сиятельство берет на себя заботу о внуках ваших… Княгиня была сегодня в школе, сама говорила с учителями, сделала пожертвование и изволила распорядиться…
— Благодарствую. Они не совсем сироты. Пока я жив — буду о них заботиться сам.
Старик был мрачен и всем видом показывал — долее разговаривать не намерен.
— Что же мне сказать ее сиятельству?
— Именно это и скажите. А сейчас мне недосуг. У арестантов обеденное время. Недосмотришь — будет непорядок.
Дивов повернулся и стал подниматься, придерживаясь за перила.
— Постойте, Петр Михайлович! Еще вопрос! — воззвал Маликульмульк к бригадировой спине. — Анна Дмитриевна не давала о себе знать?
Но на бригадира напала глухота — даже не обернулся, а не то чтобы вразумительно ответить.
Маликульмульк остался стоять внизу, ломая голову, как теперь быть: увозить детей, мало беспокоясь о новой придури бригадира, или жаловаться на него князю?
Жаловаться он не любил, третьего выхода из положения не видел, а потому отправился искать Сашу с Митей — и будь что будет.
Обнаружил он их на подступах к тюрьме. Они бежали от комендантского дома, ни на кого не обращая внимания. Маликульмулька они тоже не заметили и ворвались в свое жилище, даже не сбив снега с валенок.
Караулить, пока они пообедают и спустятся вниз, Маликульмульк не стал — решил, что завтра тоже Божий день, и школа за ночь никуда не пропадет. Его сиятельство вызовет к себе старого упрямца, прикажет — и мальчики поедут в школу как миленькие.
Он поспешил в замок. А там ждал неприятный сюрприз.
— За вами присылали из управы благочиния, — сказал Сергеев. — Кажись, дело о смерти аптекаря они раскрыли. Хотят, чтобы вы, Иван Андреич, пришли и убедились, что все сделано правильно. После той головомойки, которую вы им там устроили, они вас побаиваются.
— Не было головомойки, — буркнул Маликульмульк. — Я просто требовал, чтобы они исполняли обязанности свои…
— А вот наш Шульман слыхал от каких-то приятелей, что вы изволили кричать на пристава.
— Не кричать — я просто именем генерал-губернатора требовал, чтобы выслушали Гринделя. И был прав — это же оказалось отравление, как он и думал. Хорошо, я схожу туда и сразу вернусь.
В управе благочиния Маликульмулька сразу узнали и препроводили к частному приставу, с которым он третьего дня сцепился. Но тогда пристав был суров и даже груб, теперь же — как горячий шоколад фрау Векслер, нежен, сладок, текуч, липок…
— Отравитель, можно считать, найден, — сказал пристав. — Это или сам купец Лелюхин, или близкий ему человек, возможно, его жена.