Речники
Шрифт:
– Слушай меня внимательно.
«А куда я денусь», – обречённо она подумала, – «зверюга ты тошнотная».
– Я помылся, наелся и поэтому стал добрый на загляденье.
Параллельно тому, как он говорил фразы растягивая, с некой сытой леностью в голосе девка про себя его слова комментировала, постепенно из покорной да зашуганной, превращаясь в сущую язву да «в бесшабашную дрянь с оторвою». А кто запретит? Она же сама с собой разговаривает, а эта сволочь мыслей её не слышит да лица с гримасами не лицезрит под мехами спрятанное.
– Я даю тебе выбор. Притом не один, а несколько.
«А я тебе высер», – продолжала язвить про себя кутырка злобная, – «и то ж хоть завались с горой выше темечка».
– Даю слово атамана, что исполню то, что ты выберешь.
«Да засунь ты его себе в жопу белую».
– Первый выбор. Ты жить отказываешься.
«Ага, размечтался, *** толстожопый».
– Я с удовольствием порублю тебя на мясо и суп сварю.
От такого поворота речей его, даже внутренняя язва запнулась обо что-то да подавилась на выдохе. Зорька глаза вытаращив сначала не поверила в услышанное.
– Мясо у тебя молодое. Суп отменный получится.
«Мама!» – прошептала ярица одними губами в панике.
– Выбор второй. Следующий.
Тут она уж прислушалась.
– Жить ты хочешь, но не здесь. Знаю я о твоих мечтах арийской женой заделаться.
«Что? Откуда?»
– Я продам тебя первому встречному в арийский коровник [65] на расплод да разведение.
«Ну, так ещё куда не шло. В арийский коровник я ни против. А то ишь, в суп он меня захотел, *** ***».
– Девка ты молодая и не дурна собой. К тому же как погляжу не пользованная. А значит продать можно будет хорошо и за золото.
«Да, я молодая и красивая, не то что ты урод с огрызком укороченным. Я даже рассмотреть его не смогла как следует».
– К каким бабам в загон попадёшь, и к какому хозяину, мне плевать. Продам кто дороже выкупит.
«Фу! А вот это мне как-то не нравится».
– Третий выбор.
«Так, что ещё ты мне предложишь говнюк ***».
– Ты хочешь жить среди арийцев доблестных, но не хочешь, чтоб тебя продавали кому не попадя, тогда остаёшься при мне со своей злобой и ненавистью.
«Да разбежавшись трахнись оземь, вонючка облезлая. На кой ты мне сдался, зверюга сраная».
– Я посажу тебя на поводок укороченный, и ты станешь коровой атаманскою.
«Ух ты!» – она скорчила ехидную мордочку и даже тихонько плюнула в его сторону, но, не вылезая из-под одеяла, естественно.
– Корова атамана – высокое звание.
«Да я прям рухну с этой высоты, шелудивый пёс».
– Среди других коров логова ты будешь вроде как старшая.
«Ну, с другой стороны, я чё ли большухой сделаюсь? Ну, это уже не плохо, как
– Подчиняться будешь только мне – своему хозяину. Будешь делать, что велю по первому требованию, притом, как, где и сколько мне будет надобно, и не приведи боги, ослушаешься.
«А вот *** тебе с поленницу, глиста жопогрызная. Я на такое несогласная. Чай не в помойке себя нашла любимую». Она так вошла в роль беспредельщицы, что, напрочь забывшись, даже выпрямилась от гордости, высоко задрав голову.
– Выбор следующий.
«Да пошёл ты полем со своими выборами, недосерок ***, чтоб тебя кабан ***».
– Ты желаешь жить в достатке, властью обласкана.
«Ещё бы не желать, и ты мне в том деле не помеха, жопа ушастая».
– Не хочешь продаваться, а желаешь сама продавать.
«Да», – шепнула она, глубоко кивнув, с таким видом, что это уже решено как должное и пусть только кто посмеет оспорить это утверждение.
– Меняешь злобу на доброту сердечную, а ненависть свою на обожание и становишься мне женой законною.
Зорька в раз перестала дышать, глаза выпучив, да замерла с открытым ртом, где застряло зубоскальство матерное.
– Первой и пока единственной.
«Женой!?» – недоумённо переспросила она сдавленным шёпотом, не веря в слова услышанные.
– Рожать и воспитывать детей моих станешь да обо мне заботиться.
Это осталось без комментариев, потому что, впав в ступор заклинивший, Зорька молча пустила слезу одинокую.
– И наконец, осталось последнее.
Она продолжала слушать, но уже как-то рассеяно.
– Ты забываешь всё, что говорил до этого. Одеваешь рубахи свои грязные. Они валяются там, где их бросила, и я вывожу тебя из этого леса за засаду последнюю. После чего ты как ветер в поле свободная.
«Воля?». Глаза ярицы округлились да чуть не вылезли, сердце заколыхалось, словно на ветру тряпка порванная. Такого она вообще не ожидала от людоеда-похитителя.
– Притом свободна совсем. Не только от меня, но и от всего, что тебя раньше связывало.
«Что значит от всего?»
– Рода твоего больше нет, девонька. Я их всех продал за золото.
Зорька закусила губу до соли во рту, но боли не почуяла.
– Баймака тоже нет, я его пожёг до основания.
Сжала кулачки впивая ногти, ладоней не чувствуя.
– Что с тобой будет за пределами леса моего, мне не ведомо.
Ярица вскипела от услышанного. Хотела вскочить на ноги, но удержалась вовремя.
– Забуду, как сон. Найду другую. Не велика беда.
А вот это был уже удар ниже пояса. Говорить такое кутырке, всё равно что обозвать самовлюблённую уродиной. Какая бы девка не была, с какими изъянами, любую должны хотеть просто их по определению. Какой бы образиной ни казалась она другим, сама же в своём отражении любая отыщет неоспоримые достоинства.