Реестр убийцы
Шрифт:
— Ты хотя бы сознаешь, что этот милый отель стоит на Митинг-стрит и что, если бы окна моего номера выходили на север, а не на восток, мы могли бы видеть морг?
— Она настоящая нацистка, и я даже не сомневаюсь, что он ее поимел — по-настоящему. Соврал мне, чтобы провести у нее ночь. Ну и как тебе это? Должно быть, она та еще штучка. Он ради нее на все готов — гавкать, как пес, или жить в конуре. И мне пришлось все это терпеть, так что за тобой должок. А ведь ничего бы и не было, если б не ты со своими фокусами. «Шэнди, не будешь ли ты так любезна поиграть с одним большим, тупым копом?» Помнишь?
—
— А как же я? Этот придурок и меня обставил. Такого со мной еще никто себе не позволял. Чтобы какой-то жирный козел променял меня на другую…
— Вот что ты сделаешь. — Доктор Селф достает из кармана красного шелкового халата конверт. — Ты расскажешь обо всем Бентону Уэсли.
— Какая же ты недобрая!
— Справедливость требует, чтобы он узнал. Здесь твой чек. Пока не забыла.
Она держит конверт и не отдает его Шэнди.
— Ты опять со мной играешь.
— О нет, милая, это не игра. Кстати, электронный адрес Бентона у меня есть. Ноутбук на столе.
Конференц-зал.
— Ничего необычного, — говорит Люси. — С виду такой же.
— Такой же? — спрашивает Бентон. — Такой же, как когда?
Все четверо собрались за небольшим столом в комнате, где, возможно, жила когда-то молодая служанка по имени Мэри, получившая свободу рабыня, пожелавшая после войны остаться в семье. Скарпетта не пожалела времени на изучение истории дома и теперь уже раскаивается, что купила его.
— Спрошу еще раз, — говорит капитан Пома. — У вас были с ним какие-то проблемы? Может быть, по работе?
— А когда у него не было проблем по работе? — Это Люси.
От Марино никаких известий. Скарпетта звонила ему раз десять — он не ответил, не перезвонил. По дороге сюда Люси заехала к нему домой. Мотоцикл под навесом, а вот грузовичка нет. Ей никто не открыл. Люси говорит, что только заглянула в окно, но Скарпетта знает племянницу.
— Пожалуй, — говорит она. — Я бы сказала, что он был здесь несчастлив. Скучал по Флориде, и, может быть, ему не нравилось работать на меня. Думаю, сейчас не самое лучшее время заниматься невзгодами Марино.
Она чувствует на себе взгляд Бентона. Записывает что-то в блокнот, просматривает уже сделанные записи. Еще раз пробегает глазами по лабораторному отчету, хотя и без того знает, что там сказано.
— Он не уехал, — говорит Люси. — А если уехал, то ничего с собой не взял.
— Вы это в окно увидели? — спрашивает капитан Пома.
Люси определенно вызывает у него интерес. Он наблюдает за ней с самого начала, когда они только собрались в этой комнате. Наблюдает с любопытством, а она старается не обращать на него внимания. На Скарпетту Пома смотрит так же, как смотрел в Риме.
— Похоже, через окно можно многое увидеть. — Разговаривая с Люси, капитан Пома обращается к Скарпетте.
— Электронную почту не
— Другими словами, — заключает Скарпетта, — исчез из поля зрения. Полностью.
Она встает и опускает штору — уже стемнело. Снова идет дождь. Идет с тех пор, как Люси встретила ее в аэропорту Ноксвилла. Условия для полета не самые лучшие — гор было не видно из-за тумана, приходилось менять курс, лететь очень низко, ориентируясь на реки, обходя возвышенности. Им еще повезло — или, может, так распорядились высшие силы, — что не пришлось идти на вынужденную посадку. Поисковые мероприятия приостановлены, кроме наземных. Лидию Уэбстер так и не нашли — ни живой, ни мертвой. Ее «кадиллак» тоже исчез.
— Давайте сосредоточимся на деле, — предлагает Скарпетта, потому что говорить о Марино ей не хочется.
Кей боится, что Бентон догадается о ее чувствах. А она чувствует себя виноватой, злится и еще сопротивляется накатывающим волнам страха, говоря себе, что ничего особенного не случилось. Упрямец просто сел в машину и укатил. Без предупреждения. Не сделав ничего, чтобы загладить свою вину и попытаться хоть как-то возместить причиненный ущерб. Марино не мастер говорить слова, он никогда даже не старался разобраться в запутанном клубке собственных эмоций, а на этот раз справиться нужно с проблемой, которая и вовсе ему не по силам. Она гонит тревожные мысли, заставляет себя не думать о Марино, но он, как тот туман, лезет из всех щелей. Из-за этого у нее никак не получается сосредоточиться, а одна ложь тянет за собой другую. Она уже объяснила Бентону, что синяки на запястьях от случайно упавшей на руки крышки багажника. Она не разделась в его присутствии.
— Давайте попробуем хотя бы привести в порядок то, что нам известно, — предлагает Скарпетта. — Начнем с песка. Кремнезем или кварц, известняк и — что видно при сильном увеличении — фрагменты раковин и кораллов, типичные для песка субтропических областей, вроде нашей. Самое интересное и самое непонятное — это продукты выстрела. Я говорю о продуктах выстрела только потому, что у нас нет иного объяснения присутствию в морском песке бария, сурьмы и свинца.
— Если только это морской песок, — замечает капитан Пома. — Может быть, и не морской. По словам доктора Марони, его пациент утверждал, что вернулся из Ирака. Смею предположить, что продуктов выстрела на территории Ирака предостаточно. Не исключено, что он привез песок оттуда, потому что там с ним что-то случилось и песок для него — напоминание о случившемся.
— Мы не нашли природного гипса, а гипс — распространенный компонент тамошнего песка, — возражает Скарпетта. — Впрочем, все зависит от конкретного района Ирака, и я не думаю, что доктор Марони поможет нам в этом вопросе.
— Мне он этого не сказал, — говорит Бентон.
— А его записи?
— В них тоже ничего нет.
— Состав и морфология песка сильно различаются в разных областях Ирака, — продолжает Скарпетта, — поскольку разными были осадочные породы, и хотя высокое содержание соли само по себе не доказывает, что песок обязательно морской, оба образца — и с тела Дрю Мартин, и из дома Лидии Уэбстер — схожи в этом отношении.