Рефлекс убийцы
Шрифт:
На работе.
А на работе то и дело — стройные ножки. Зеленые глазки. Вдова в критическом возрасте.
Неудивительно, что роман вспыхнул. Обоих одинокая жизнь замучила…
Надежда Прохоровна поворочалась на диване, поправляя под спиной подушечку, сочувственно покряхтела…
— А когда он женился?
— Примерно месяц назад, — глухо выговорила Разольская. — Я узнала об этом случайно, сам Богдан об этом, разумеется, не доложил… Они даже здесь в разных номерах расселились, обручальных колец на пальцах не носят. Скрытничают! —
Как было Надежде Прохоровне не всплеснуть руками?
— Хочу посмотреть на их лица. В глаза Богдану хочу посмотреть, когда буду отказывать ему в наследстве.
— Зачем ты так мудрено-то…
— Я три недели ждала, пока он придет и признается! Три недели! На новогоднем вечере думала — подойдет. Признается, что женился на этой стерве.
— Так получается… Кожевников, еще не знает, что ты собираешься изменить завещание?
— Догадывается. В новогодний вечер я непрозрачно намекнула, что готова это сделать. Хотела подвести его к разговору, ждала, что он признается… У Кожевникова не хватило духу.
Надежде Прохоровне захотелось обругать запутавшуюся в интригах богачку. Тут, понимаешь ли, людей убивают, а ей — в глаза надо посмотреть! Битый час своим наследством мозги крутит, а главное сказала только что!
— А почему нотариус только завтра приедет?!
— А потому что, договариваясь с занятым семейным человеком на день рождественских каникул, я не знала, что умрет Сережа! — также пылко ответила Разольская. — Вначале я хотела сообщить, что готова продать бизнес, выслушать все прения, а подписание нового завещания задумала как финальный акт! Конец всего — аплодисменты!
Ну точно надо обругать! Вся голова у дуры седая, а все спектакли устраивает. Финальные акты ей с аплодисментами, видите ли, требуются.
— А со мной почему секреты разводила?
Генриетта Константиновна пораженно уставилась на крупноносую дотошную бабушку. Та не спускала:
— Не в бирюльки, поди, играем, убийцу ищем!
— Надежда Прохоровна, — сипло, приближая лицо, прошептала Разольская, — мы с вами знакомы час. Я вас вчера впервые увидела, а вы хотите, чтобы я перед вами вся вывернулась?! Да?!
— Ну-у-у…
— Что — ну?! Что — ну?! Я много лет живу в страхе, два года назад в моем доме, в моем компьютере, в моем телефоне обнаружили следящие программы. Я существую под колпаком врага!
— Какие такие программы? — не поняла Надежда Прохоровна.
— Обыкновенные! Кто-то внедрился в систему видеоконтроля за моим домом — оказалось, я сама нахожусь под контролем собственных видеокамер. Слышали о таком фокусе?
— Что-то краем уха по телевизору.
— А я всем ухом соприкоснулась. В виде телефона. В мой мобильник загнали определенный вирус, и телефон стал передатчиком.
Представляете? Достаточно войти в него через любой компьютер,
— А как узнала?
— Случайно. Встречалась дома с… одним человеком, а об этом стало известно. Пригласила домой технарей из частного агентства, те проверили дом, аппаратуру и объявили — везде сплошные вирусы, за вами наблюдают. После этого я практически не пользуюсь сотовыми телефонами, везде таскаю с собой «глушилку», предпочитаю не попадаться под объективы камер наблюдения. Везде — шпионы.
Надежда Прохоровна сочувственно крякнула — есть тут от чего сбрендить. Собственный мобильник на врагов работает.
— Узнала, кто эту пакость подстроил?
— Нет. Отследить принимающий компьютер не удалось.
— Серьезно за тебя взялись… Технично.
А, отмахнулась Генриетта, ничего особенно сложного в этом фокусе нет. Подобные программы в Интернете за копейки продают. С подробными объяснениями, так что справится с задачей любой мало-мальски уверенный пользователь.
Баба Надя раздумчиво покрутила головой. Обругать Генриетту ей больше не хотелось: она имела право обидеться на окружение. Имела повод ненавидеть Аделаиду… Имела основание поменять отношение к «хорошему мальчику» Богдану Кожевникову… Теперь тот становился одним из главных подозреваемых. Женился на владелице доли предприятия, сам надеялся существенный процент оттяпать… Солидный куш. За такой на убийство отважиться можно.
Но если подумать, вокруг циркачки и без Богдана заинтересованных лиц хватает. Пожалуй, следует продолжить расспросы, не останавливаться на самых явных подозреваемых: «подлейшей» Аделаиде и ее новоиспеченном супруге.
— И кому ты теперь все наследство собралась отписать? Севе?
— Севе? — недоуменно протянула богачка, словно Надежда Прохоровна про Арно спросила. — Сева — бестолочь! Милая, бесхребетная бестолочь. Его потолок — собаку выгулять.
— И то… — Усмехнулась. — Вот вы. Надежда Прохоровна, думаете, где сейчас Сева?
— С Арно гуляет.
— Как же. Он выкинул собачку на пару минуток на мороз, потом забрал обратно и сидит в каком-нибудь местном аналоге кафетерия с Арно под мышкой — чаи с малиной гоняет. Вернется — будет изображать, как сильно застудился, мои распоряжения выполняя. — Разольская снова фыркнула. — Я все его хитрости насквозь вижу.
— А зачем тогда возле себя держишь?
Генриетта потеребила мочку уха, наклонила голову…
— Всеволод сын нашей соседки по бывшей квартире в Текстильщиках. Тамарочка оперная певица, батюшка Севы отличным отоларингологом был… Мы немного дружили, хотя, признаюсь, Андрюша Всеволода на дух не выносил. Считал манерным, женственным, не мужиком, одним словом.