Рефлекс убийцы
Шрифт:
Когда отец Севы умер, семья осталась почти без средств — я взяла мальчика к себе секретарем. Надо же как-то поддержать сына старинных приятелей.
— Так он же разгильдяй! Даже собаку толком выгулять не может.
— Ну и что? Зато предан. Я его насквозь вижу, все его хитрости безвредны, больше от лени идут, чем от коварства… Он меня устраивает. Кто-то должен быть рядом с немолодой женщиной. Так пусть это будет безвредный бестолковый Сева, чем умный компаньон с хорошими задатками. Понимаете?
— Ну… понимаю. Лучше Севу насквозь видеть, чем о чьем-то коварстве беспокоиться.
— В точку. Я, конечно, упомянула Всеволода в обоих вариантах завещания, нищим
— А кто тогда становится наследником?
— Мои друзья. Те, что сейчас занимаются приютом для бывших цирковых животных.
— А почему так грустно об этом говоришь?
Генриетта Константиновна еще более печально усмехнулась:
— Они не бизнесмены. Они — отличные ребята.
— Боишься — профукают миллионы?
Циркачка ничего не ответила. Безрадостно посмотрела на новую знакомую и ничего объяснять не стала, ведь раньше растолковала: российское законодательство слишком прямолинейно относится к вопросам наследования имущества. Ловушка.
В дверь номера громко постучали, Разольская буркнула: «Как я сегодня популярна, однако» — и пригласила войти.
В гостиную зашла Анюта. В том же самом платье на тоненьких бретельках, но теперь без меховых сапог, в гостиничных тапочках. Платье вольно болталось по плоской, почти мальчишеской груди, пышная грива согревала плечи; девушка сбросила тапки и с ногами забралась в кресло. Уставилась на бабу Надю.
— Познакомься, Анечка, это Надежда Прохоровна. У нас оказались общие знакомые — болтаем.
— Здравствуйте, — смешно наморщив нос, поздоровалась крайне симпатичная невестка покойного Махлакова. (По совместительству — дочь его же вдовы Риммы Игоревны.) И сразу отвернулась к Генриетте. — А наши еще только встают. Вчера полночи в бане просидели, сейчас глаза еле продирают.
— Ты Севу вчера веником отхлестала? — Было заметно, что Разольская с удовольствием общается с непосредственной девушкой. После ее появления мопсовые морщины на лице циркачки разгладились, из глаз исчезла тревога, впрочем, появилась сумасшедшинка.
Невестка Махлакова натянула на лицо смешливую гримаску:
— Отшлепала.
— Визжал?
— Сопротивлялся. Но я сказала, что вы приказали, — смирился.
Надежда Прохоровна с удивлением слушала разговор: вчера, после всего, что произошло на представлении, эти люди еще и в баню отправились?! Вениками «шлепались»?!
Поразительная черствость.
Разольская и младшая Махлакова легко перебрасывались словами, о погибшем вчера Михаиле даже не вспоминали, очевидным признаком произошедшего несчастья было только черное платье на тонких бретельках.
Интересно, в бане хоть кто-то поплакал?..
Но, как оказалось чуть позже, с выводами баба Надя поторопилась. Анюта все чаше и Чаше начала поглядывать на нее с недоумением, и пожилая сыщица наконец-то догадалась: эти люди не хотят обсуждать, свою трагедию при постороннем. Собралась откланяться вежливо — пусть погорюют без лишних глаз, но в комнату, одновременно с легким стуком в дверь, зашел муж Ани Федя Махлаков.
Поздоровался со всеми, подошел к Генриетте, вежливо приложился к ручке, сказал жене:
— Так и знал,
— Тапки не забудь! — крикнула Разольская, когда девушка уже почти выпорхнула в коридор, и проворчала: — Вечно бегает без тапок…
Надежда Прохоровна отважилась задать осторожный, многозначительный вопрос:
— Они вчера в баню ходили?
— Да, — удивленно кивнула Разольская. — А почему бы нет? Вчера все промерзли на кладбище — хотя, прошу заметить, могли бы попрощаться с Сережей в зале морга и не морозиться! — сауну заказали на одиннадцать вечера еще по дороге сюда.
— На одиннадцать вечера? — По мнению Надежды Прохоровны, в это время уже баиньки пора, а не в баню часа на три налаживаться.
Разольская, поняв, наконец, что смутило новую знакомую, усмехнулась:
— Конечно. А вы как хотели? Чтобы мы сидели за ужином с распаренными лицами без косметики, с банными полотенцами на голове? — Прыснула. — Картинка. Нет, Надежда Прохоровна, сходил в баню, ложись в кровать, Баня была заказана на поздний вечер, чтобы прошло несколько часов после ужина, и никто не собирался от нее отказываться — все и вправду промерзли на кладбище. Если бы не сердце и давление, я бы тоже парную навестила. Здесь чудные условия: есть сухая финская сауна, русская парная, приличный бассейн. Я специально попросила Аню пропарить как следует Севу…
До самого обеда Надежда Прохоровна оставалась в номере Разольской. Богатая вдова разоткровенничалась, найдя в бабушке Губкиной непредвзятого, постороннего слушателя, и часа полтора рассказывала той, как познакомилась с Андрюшей, вспоминала цирковую молодость, друзей… Порой выдавала такие о себе подробности, что баба Надя краснела. Хотя, заметить стоит, смутить заводскую крановщицу, умевшую отбрить трехэтажными приставками любого пьяного нахала, непросто.
Но Генриетта постаралась.
— По сути своей, Андрюша долгие годы был простым деревенским пареньком. Родился под Вязьмой, сходил в армию, а после — прошу заметить! — в МГУ поступил. Сейчас такое трудно представить, но в наше время, Надежда Прохоровна, подобное случалось. Паренькам, отслужившим срочную, приемная комиссия в институтах давала преимущество, помните? Так вот, Андрюша стал учиться и Москве. Как-то раз сходил в цирк на Цветном бульваре…
Увидел меня… На следующее представление пришел с букетом цветов. — Уйдя в воспоминания, Разольская подняла голову вверх, как будто на белый потолок пришпилили старые, пожелтевшие фотографии тех лет или кино крутили. — В цирк не так уж часто приходят с цветами — не театр, не консерватория… Мои акробаты чуть не попадали, когда щуплый веснушчатый паренек с оттопыренными ушами протянул мне букет…
Андрюша потом признался: на третье представление у него не хватило бы денег. Я дала ему контрамарку… Он же встретил меня в тот день после представления… — Генриетта улыбнулась. — Я казалась Андрюше существом из другого мира. Сейчас бы сказали — глянцевого. Была артисткой, пахла французскими духами, носила яркие наряды, ноги брила… А что было с этим деревенским скромником, когда он подбритый лобок увидел!.. Невозможно передать! — Разольская фыркнула, а баба Надя щеками заполыхала. — Полчаса ему объясняла, что работаю практически в одном белье, что так у нас все делают и это профессиональная необходимость… Умора. Жених получил шок, чуть не приведший к импотенции. Ему все время казалось, что он какой-то извращенец и ложится в постель с подростком…