Рефлекс змеи
Шрифт:
К моему облегчению, там было не пятнадцать угрожающих писем, только первые два заканчивались обещанием альтернативного предложения.
Я ожидал найти письмо насчет тех любовников, и я его нашел. Оно было вторым, от которого у меня перехватило дыхание. Я вяло рассмеялся, читая его на кухне. Оно привело мой рассудок в порядок для лучшего восприятия любого предстоящего мне откровения.
Последние тринадцать снимков, однако, оказались собственными записями Джорджа насчет того, где и когда он сделал свои разоблачительные снимки, на какой пленке, при какой
В качестве дополнения к снимкам и письмам эти сведения были весьма занимательными, но в них не было ничего насчет того, в чем заключались эти «альтернативные предложения». Тут не было записей о том, сколько денег он получил путем вымогательства, упоминаний о каком-нибудь банке, сейфе, укромном месте, где он мог бы скрытно вести свою работу. Даже с самим собой в этом отношении Джордж был скрытен.
Я поздно лег и не мог уснуть, а утром сделал несколько телефонных звонков.
Один – знакомому редактору «Коня и Пса» с просьбой включить снимок Аманды в выпуск на этой неделе, подчеркнув, что времени мало. Он с сомнением сказал, что напечатал бы это снимок, если бы я зашел к нему в офис сегодня утром, но если опоздаю, то поезд уйдет.
– Я буду, – сказал я. – Две свободные колонки, фотография в семь сантиметров с надписью сверху и снизу. Скажем, на все одиннадцать сантиметров. На правой стороне какой-нибудь из первых страниц, где никто ее не пропустит.
– Филип! – запротестовал было он, но затем шумно вздохнул, и я понял, что он это сделает. – Это все твой фотоаппарат… если у тебя есть какие-нибудь снимки со скачек, которые могли бы мне пригодиться, захвати их. Все равно я еще посмотрю. В смысле, ничего не обещаю, но посмотрю. Мне нужны снимки людей, не лошадей. Портреты. У тебя есть что-нибудь?
– Ну… есть.
– Хорошо. Тогда как можно скорее. Увидимся.
Я позвонил Мэри Миллес, чтобы узнать номер домашнего телефона лорда Уайта, и звякнул старому Сугробу в Котсуолдз.
– Вы хотите встретиться со мной? – спросил он. – Зачем?
– Поговорить о Джордже Миллесе, сэр.
– О фотографе? Который недавно погиб?
– Да, сэр. Его жена – подруга леди Уайт.
– Да-да, – нетерпеливо сказал он. – Мы можем встретиться в Кемптоне, если вам угодно.
Я спросил, не могу ли я вместо этого зайти к нему домой, и, хотя и не был особо любопытным человеком, он согласился уделить мне полчаса завтра в пять. Я положил трубку и присвистнул. Мои ладони слегка вспотели. Я подумал, что, в конце концов, мне нужно только еще раз позвонить, чтобы все вернулось на круги своя.
После этого я позвонил Саманте, что было куда легче, и спросил ее, не могу ли я пригласить ее и Клэр на обед. Судя по голосу, она была польщена.
– Сегодня вечером? – спросила она.
– Да.
– Я не могу. Но, думаю, Клэр сможет. Ей это понравится.
– Да?
– Да, олух ты эдакий. Когда?
Я сказал,
Я поехал в Лондон в офис «Коня и Пса» и договорился с редактором, чтобы он напечатал фотографию Аманды с надписью: «Где эта конюшня? Десять фунтов первому – особенно первому ребенку, – кто сможет сообщить об этом Филипу Нору».
– Ребенку? – сказал редактор, подняв брови и записывая мой номер. – Они что, читают эту газету?
– Их мамаши читают.
– Ненадежный источник.
Разглядывая снимки из папки с портретами людей на скачках, он сказал, что они начинают публиковать серию типажей, и ему нужны новые снимки, которые еще нигде не публиковались, и что он может использовать кое-какие мои, если я пожелаю.
– Что же… ладно.
– Плата обычная, – небрежно сказал он, и я сказал – хорошо. Только потом, после небольшой паузы я спросил его, какова эта самая обычная плата. Даже сам вопрос, показалось мне, приблизил меня на шаг не только к заботе собственно о фотографиях, но и о доходе. Обычные расценки были обязательством. Обычные расценки обозначали, что меня приняли в этот круг. Меня это вывело из равновесия. Тем не менее я согласился.
Когда я приехал за Клэр, Саманты дома не было.
– Зайдите сначала выпить, – сказала Клэр, широко распахивая дверь. – Такой паршивый вечер…
Я вошел в дом, спрятавшись от ветра и холодного ноябрьского дождя, и мы пошли не вниз по лестнице на кухню, а в длинную, слабо подсвеченную гостиную на первом этаже, которая тянулась от фасада до задней стены дома. Я огляделся, полюбовался на уютную обстановку, но чувства узнавания не возникло.
– Вы помните эту комнату? – сказала Клэр.
Я покачал головой.
– Где ванная? – спросила она.
– Вверх по лестнице, направо, голубая… – немедленно ответил я.
Она рассмеялась.
– Прямо из подсознания.
– Это так странно.
В углу стоял телевизор, по которому шла программа с какими-то «говорящими головами», и Клэр выключила его.
– Если вы смотрите, то не надо, – сказал я.
– Да просто очередная лекция против наркотиков. Все эти разглагольствующие так называемые эксперты. Как насчет выпить? Чего бы вы хотели? Тут есть кое-какое вино… – Она вынула открытую бутылку белого бургундского, так что мы остановились на ней.
– Какой-то напыщенный тип тут говорил, – сказала она, разливая вино, – что одна из пяти женщин принимает транквилизаторы, а среди мужчин – только один из десяти. Намекает, что бедняжки настолько не приспособлены к жизни, эти хрупкие лапочки! – Она протянула мне бокал. – Прямо смешно.
– Неужели?
Она усмехнулась.
– Полагаю, что этим докторам, что раздают рекомендации, не приходит в голову, что эти хрупкие существа подмешивают эти транквилизаторы в обед мужьям, когда те приходят с работы.