Регент

Романов Николай

Осетр молча разглядывал карту-реконструкцию района схватки на центральном видеопласте и в какой-то момент вдруг понял, что фрегат, ведя непрерывный бой, одновременно смещается вслед за уходящим к Медвежьему Броду эсминцем.

Довольную улыбку скрыть удалось.

Приднепровский не забывал в пылу битвы ни о чем.

Осетру пришла в голову идиотская мысль: это сражение, не сопровождающееся звуками пальбы (только выстрелы собственных пушек слегка раскачивали фрегат), выглядит каким-то игрушечным. Будто бой на симуляторе…

А

потом пришла еще одна мысль, уже совсем не идиотская. Стоит посланной противником разрушительной энергии достичь борта «Победоносца», и полетят в пустоту трупы своих людей. А может, и его, Осетра, труп.

Жаль все-таки, что в пространстве не работает знаменитое «росомашье» чувство тревоги!

А с другой стороны, чем бы оно помогло? Тут каждый вражеский выстрел потенциально опасен, и чувство тревоги не предупреждало бы об опасности, а только мешало, отвлекая от дела. Бесполезное, как ненужная в бою мысль о неизбежности собственной смерти. Нет, это смерть врага неизбежна! Моя же наступит еще очень и очень не скоро. И скорее всего, не на поле боя, а в объятиях старческой постели…

Тьфу, прости, господи, ну и мысли во время боя! Думай о Владиславе, «росомашья» душа! Копи ненависть! Вот что помогает воевать, а вовсе не думы о далекой и безопасной старости. К тому же дел нам еще до старости делать не переделать! Иначе за каким дьяволом судьба назвала меня своим избранником!

Через десять минут от вражеской эскадры остались рожки да ножки.

А еще через пять – прорывающийся к Медвежьему Броду эсминец был захвачен внутрь силового кокона фрегата.

И битва для фрегата практически завершилась.

А вот для Осетра она только начиналась.

Глава семидесятая

Они уединились в каюте капитана. Как прежде – у Дальнего Алеута…

Когда Осетр рассказал свой замысел контр-адмиралу, тот покачал головой:

– Мне кажется, ваше высочество, вы собираетесь поиграть с огнем. Да Владислав, обнаружив, что это вы, просто прикажет вас пристрелить.

– Не прикажет. Если я не дам вам знать через час, что жив, вы со спокойной совестью, уничтожите эсминец. Вместе с Владиславом.

– Тогда он возьмет вас в заложники и попытается вырваться. А то еще более – прикрываясь вами, захватит Медвежий Брод. Зная, что мы не решимся ему противодействовать, боясь вашей гибели…

– Вы полагаете, Иван Петрович, что меня легко взять в заложники?

– Полагаю, нелегко. Но возможно. Все зависит от того, на какие жертвы готовы пойти желающие взять вас в заложники.

Конечно, он был прав. И логичен в своих выводах. Но он не знал об Осетре того, что знал сам Осетр. А потому рассуждения его оставались далекими от правильной логики.

Однако с точки зрения самого Приднепровского, эти рассуждения являлись абсолютно верными. И потому было совершенно понятно, что он не даст «добро» на предложение регента.

Можно,

конечно, употребить обычную, сугубо административную власть. Но капитан «Победоносца» все равно будет недоволен таким приказом. К тому же не мешало бы проверить, осталась ли с Осетром туманная сила.

И он прибег к помощи «Магеллановых Облаков».

Сила с ним осталась. И логика тоже.

Поэтому через несколько минут контр-адмирал Приднепровский считал, что у регента есть рычаги воздействия на императора, что эти рычаги регент уже пробовал использовать, но ему помешали. Министр внутренних дел граф Кушелев-Безбородко. Поскольку же теперь граф лежит в могиле, а подчиненные его работают под началом графа Толстого, то и помешать Осетру уже никто не сможет.

Подобная же «обработка» была произведена и с Найденом. Ибо не подлежало сомнению, что бывший эвакуатор тоже начнет ставить регенту палки в колеса.

И необходимого «компромисса мнений» удалось достигнуть.

Встал, правда, вопрос: каким транспортом перебираться с борта «Победоносца» на борт пиратского эсминца. Может быть, десантным катером, как предложил контр-адмирал. Но Осетр решил «стрелой», как посчитал Найден.

Как говорится, коней на переправе не меняют.

К тому же своим друзьям надо доверять.

Передали на эсминец предупреждение о парламентерах. Получили согласие принять. После чего оставалось только забраться в кабину «стрелы» и отправиться в недальнее путешествие.

Эсминец по-прежнему висел внутри поставленного фрегатом кокона.

Будто находящаяся при смерти зверушка. Еще живая, поскольку сигнальные огни горят, но не предпринимающая попыток дернуться.

Осетр летел, согреваемый мыслью, что заботится о многих и многих жизнях, но на дальней полке его сознания угнездилась мыслишка: «Ты обвел меня вокруг пальца на Новом Санкт-Петербурге?… Теперь я с тобой посчитаюсь!»

Когда «стрела» подошла к эсминцу, раскрылся люк транспортного отсека.

Найден аккуратно прошел через перепонку и посадил машину на палубу.

И тут же со всех сторон к «стреле» ринулись вооруженные люди.

Осетру вдруг стало не по себе. Но ведь «росомашье» чувство тревоги в космосе не работает…

– Выходим? – спросил Найден.

– Выходим, – вздохнул Осетр.

– Не узнаю «росомаху» Приданникова, – сказал Найден. – Где свойственная нам уверенность и хорошая наглость?

– Скоро узнаешь, – улыбнулся Осетр.

Раскрылись люки, и парламентеры покинули кабину.

Они не успели сделать и пары шагов, как в настенном говорильнике раздался знакомый голос:

– Эка кто к нам парламентером пожаловал! Взять их!!!

На Осетра и Найдена нацелились многочисленные стволы.

– Вот как встречают у вас парламентеров…

– Предатели и парламентеры слишком разные люди, чтобы их встречать одинаково.

Осетр тут же ринулся за помощью к «Магеллановым Облакам».