Реи?с
Шрифт:
Дымовые шашки точно не понадобятся, подумал Эндрю, все кругом и так в дыму. Он посмотрел на часы. Полет длился уже больше часа.
– We have twenty minutes on the ground if we gonna keep it a three-hour tour!50 – прокричал он генералу и остальным, когда посадил вертолет на поляну перед горящей, как нефтехранилище, заставой.
Эндрю не выключал двигателя. Мотор тарахтел, пропеллер разгонял дым, обращая его в смерч, и, казалось, раздувал пожар еще сильнее. Генерал и Саша выпрыгнули из грузового отсека, Андрий – из кабины, а Мачек остался сидеть на пороге с открытой дверью и пулеметом в руках наизготовку.
У них оставалось двадцать
Ростовская область. Август
– Давайте, хлопцы, налягаем на кашку! – густым басом призывал прапорщик Семенов, наваливая по два половника пшенной каши с горохом подставляющим миски танкистам. – Когда еще горяченького поедим? Дальше будет один сухпай. Налягайте, пацаны. И за чайком. Сахару кому сколько влезет. Я сегодня добрый.
Полевая кухня повара третьей и четвертой рот Семеныча, как звали его танкисты, считалась лучшей в бригаде. Никто так не варил борщ, как Семеныч, наполовину украинец – по матери. И мясо у него в борще всегда было нежное и сочное, пальчики оближешь. Иногда он баловал не только офицеров, но и остальных сослуживцев котлетками. Как в ресторане. Даже в полевом лагере под Ростовом. Чай у Семеныча был всегда крепкий и настоянный. А кофе – черный и густой. В чай прапорщик часто добавлял травок – мяту, чабрец, тимьян. Чай с лимоном в армии вообще никто не подавал, а у Семеныча случалось. Замкомроты Труфанов, по прозвищу Трюфель, весь округлый и лоснящийся, как самовар, утверждал, что Семеныч так вкусно готовит, «потому что не ворует». В это трудно было поверить. Повар отнюдь не выглядел скелетом и всегда хитро улыбался в свои раскидистые, как у Буденного, усы.
– Чаек сегодня особенный! – зазывал Семеныч. – Мичуринский. Со зверобоем и душицей. По три кружки на душу. Всем хватит.
Танкисты и подходили по три раза, а он разливал и разливал. Третьей роте 6-й Ченстоховской танковой бригады в составе отдельного ДШБ предстояло пройти всего около сорока километров и через Успенку выйти к Бойковскому. Сопротивления не ожидалось. Пограничная застава украинцев возле Успенки была подавлена огнем и должна уже находиться в руках ополченцев. Ближайший укрепленный вражеский рубеж предполагался в ста километрах – в Волновахе. Легкая прогулка. Блицкриг, как пошутил за офицерским завтраком Трюфель.
Наконец заморили червячка, стали собираться. Колонна выступала через двадцать минут. Семеныч начал сворачивать кухню. Через час приедет «ЗИЛ», подвезет до колонки. Там бачки с мисками, кружками, ложками помыть, и – в Ростов. Приказа выдвигаться в Донецк пока не поступало. Бригада дальше на сухпае пойдет.
Семеныч слил остаток каши и чая на землю, закрыл баки крышками, вытер руки и лоб. Улыбка слетела с его лица.
– Ну, хорошо вам просраться, хлопчики, – еле слышно и совсем другим тоном сказал он себе под нос. – Будет вам и блиц, и крик, и в рот компот.
Успенка.
Застава напоминала Брестскую крепость. Все было разрушено, горело и дымилось. Земля на десятки метров вокруг была выжжена и покрыта, как язвами, глубокими дымящимися воронками.
Нашли шесть тел. Все в форме украинских пограничников. Василия среди них не было. Он и остальные или скрылись, или их подобрали и увели нападавшие. Бой был серьезный. Дронов обошел каждую развалину, пробежал по дороге вокруг части. Втроем с Эндрю и Сашей они прошерстили весь окрестный лес и поле. Мачек с пулеметом в руках охранял вертушку. Время летело. Поиски продолжались. Андрий взглянул на часы. Стоянка продолжалась уже двадцать две минуты. Никто ничего не спрашивал. Все ждали решения генерала.
Тот достал мобильный, вновь набрал номер сына. Звонок не прошел.
– Поехали! – рыкнул генерал, пытаясь перекричать рев мотора, и махнул рукой с автоматом в сторону вертолета. – We are done here, guys. Let’s go!51
Пока под прикрытием Мачека добежали до вертушки, прошла еще минута. Генерал влез в грузовой отсек последним, держась за руку Саши. Перед тем как закрыть дверь, он оглянулся еще один, последний раз. Вертолет взлетел.
У Успенки пролетели прямо над российской бронеколонной.
– Майк, Майк, прием! – генерал вызвал по рации артиллерию. – Сплошные осадки, сплошные осадки! Прямо сейчас!
Это был прямой приказ открыть заградительный огонь из всех имеющихся средств. Генерал успел дать координаты, скорость и направление колонны, прежде чем граната, пущенная из «мухи», задела хвост вертолета и вывела из строя второй пропеллер. Высота была около десяти метров. Машину закружило, как в вихре, и вынесло над березовой лесополосой, срезая верхушки, на линию электропередач. Там вертолет задел провода, снес опору и рухнул на землю, только чудом не взорвавшись.
Андрий соскочил на землю первым. Застонал от боли, упал, перевалился на спину. Понял, что у него выбита коленная чашечка. Задержав дыхание, одним резким движением руки вправил ее на место. И только потом закричал от боли, вскочил и, подпрыгивая на одной ноге, бросился к двери грузового отсека. Но не успел коснуться ручки, как дверь открылась сама. Двигатель выключился при ударе, но винт еще продолжал крутиться по инерции.
Из отсека вывалился Мачек. Сразу же развернулся к двери и принял генерала у Саши с рук на руки. Тот был без сознания. Андрий подхватил генерала под мышки, Мачек – за ноги. Пока они вдвоем с Мачеком бегом переносили Дронова на безопасное расстояние, Саша выбрасывал из отсека автоматы, гранатометы, пулемет и носилки.
Вертолет взорвался за секунду до того, как Саша успел выпрыгнуть сам. Машина горела уже минуты три, когда Андрий, коротко перекрестился, отвернулся от разгорающегося пламени пожара и осмотрел генерала. Тот пришел в себя и тихо стонал.
– Andrey, I don’t feel my legs, – наконец, выговорил Дронов настолько спокойно, насколько возможно. – My back is broken.
– Don’t worry, Stepan. You just had a bad fall. Will get you to hospital. You will be alright. General, Sasha is gone52.
Внешних ранений у генерала Андрий при беглом осмотре не обнаружил, но два или три ребра с левой стороны, скорее всего, были сломаны. Он через брючину вколол генералу в ляжку буторфанол, от болевого шока. Дронов не слышал последних слов. Он был без сознания.