Река Богов
Шрифт:
Господин Нандха вздыхает и подходит к ней. Сыщик Кришны качает головой. Неужели он навеки обречен работать с подобной мерзостью?
– Не подходите! – приказывает он.
Господин Нандха стоит над телом Аж, расставив ноги. Индра направляет его оружие.
– Это обычная процедура экскоммуникации, но я бы рекомендовал вам сейчас отвернуться, – говорит Сыщик Кришны, обращаясь к присутствующим.
Он смотрит на толпу. Его взгляд встречается со взглядом голубых глаз – глаз европейца или американца. Лицо западного человека… Борода… Знакомое ему лицо… Лицо, которое он искал. Томас Лалл… Легкий наклон головы в сторону Лалла. Пистолет стреляет во второй раз. Вторая пуля попадает
Томас Лалл издает какой-то нечленораздельный рев. Рядом с ним Лиза Дурнау, она держит его, тянет его, вцепившись со всей своей силой настоящей спортсменки. У нее в ушах стоит странный звук – такой, будто взорвалась вселенная. Что-то горячее течет у нее по лицу, и она не сразу понимает, что это слезы.
А дождь усиливается…
Господин Нандха чувствует, что за спиной собираются его сотрудники. Он поворачивается к ним. Сейчас он не хочет замечать того, что выражают их лица. Сыщик Кришны указывает им на Томаса Лалла и на женщину, держащую его за руки.
– Я приказываю вам немедленно арестовать этих людей на основании Акта о регистрации и лицензирования искусственного интеллекта, – приказывает он. – Все подразделения немедленно направить в научно-исследовательское отделение компании «Рэй пауэр». И пусть кто-нибудь позаботится об останках.
Он засовывает оружие в кобуру. Господину Нандхе очень хочется надеяться, что ему больше не придется пользоваться им сегодня.
Посмотрите налево, говорит капитан. Перед вами Анапурна, а немного дальше – Манаслу. За ним следует Шишапангма. Все они высотой более восьми тысяч метров. Если вы находитесь по левому борту, то, если будет хорошая погода, можно увидеть Сагармату. Так мы называем Эверест.
Тал сидит, свернувшись калачиком, на своем месте в бизнес-классе, положив голову на подушку и издавая едва слышные сопранные трели храпа, хотя прошло еще только сорок минут с того момента, как они вылетели из Варанаси. Наджья слышит музыку, доносящуюся из наушников Тала. У ньюта есть свой микс под каждую ситуацию. В данном случае звучит «Гималайя микс».
Девушка наклоняется над Талом и выглядывает в окно. Самолет проносится над долиной Ганга, над плоскогорьем Непал Терай, затем совершает нечто похожее на прыжок через изрезанные реками горные склоны, которые защитной стеной окружают Катманду. А за ними, подобно приливной волне, застывшей на краю света, раскинулась самая высокая часть Гималаев. Они огромные, белые и гораздо выше, чем Наджья их себе представляла. Самые высокие вершины оторочены белоснежными обрывками облаков. Все выше и выше, дальше и дальше… Вершина за вершиной… Сказочная белизна ледников и заснеженных шапок – и неровный серый цвет долин, переходящий в морскую голубизну на краю ее поля зрения, словно там начинается каменный океан. И куда бы Наджья ни бросила взгляд, повсюду простираются бескрайние горы.
Ее сердце сжимается. В горле застряло что-то, что она не может проглотить. В глазах стоят слезы. Она вспоминает свое интервью с Лалом Дарфаном в его слоновой пагоде. Но у тех гор, что окружали ее тогда, не было таинственной силы этих, они не способны были восхищать, трогать, вдохновлять. Они ведь были всего лишь складками фракталов и цифр, двумя столкнувшимися воображаемыми частями земной коры. А Лал Дарфан был также и Эн Кей Дживанджи, и сарисином третьего поколения. И восточные выступы тех гор были одновременно и горами, которые она видела за стеной своего сада в Кабуле.
Теперь Наджья понимает, что образ ее отца как мучителя и палача, показанный сарисином, тоже был ложью. Она никогда не ходила по тому коридору. А та женщина скорее всего просто
Наджья вдруг как-то особенно остро начинает чувствовать свое одиночество.
Теперь ей кажется, что она понимает, почему сарисин показал ей ту, практически забытую часть детства. Он поступил так не из какой-то особой жестокости и даже не ради забавы, а из совершенно искреннего и даже немного трогательного любопытства. Это была попытка джинна понять что-то за пределами его собственной, абсолютно искусственной вселенной. Что-то такое, что он мог считать естественным, не им созданным. Он искал реальной драмы, ему хотелось дойти до жизненного источника, из которого происходят все выдуманные истории.
Наджья Аскарзада поджимает ноги, наклоняется к Талу. Обнимает ньюта, берет его руку в свою. Тал вздрагивает, бормочет что-то во сне, но не просыпается. Ручка ньюта хрупкая и горячая. Наджья щекой чувствует ребра Тала. В ньюте ощущается такая легкость, шаткость и непрочность, словно у маленького котенка, но чувствуется и кошачья цепкость, кошачья гибкость и твердость. Наджья лежит и вслушивается в биение сердца ньюта. Ей кажется, что она никогда не встречала более отважного человека. Ньютам всегда приходится бороться за то, чтобы быть собой, и вот теперь Тал летит в изгнание без какой-либо цели, каких-либо определенных надежд.
Здесь, на высоте восьми тысяч метров, Наджья начинает понимать, что Шахин Бадур Хан был все-таки благородным человеком. В Бхарате даже тогда, когда он сопроводил их такси до самого контрольно-пропускного пункта у VIP-входа в аэропорт и дальше до зала ожидания VIP, она видела только его недостатки и фальшь. Еще один мужчина, сотканный из лжи и уверток. И когда она ждала за столом, пока он тихо, быстро и напряженно говорил о чем-то со служащим аэропорта, то была почти уверена, что в любой момент из дверей выйдут полицейские с оружием и наручниками. Ведь все мужчины – предатели. Они все ее отцы.
Наджья вспоминает, как обслуживающий персонал смотрел в их сторону и о чем-то шептался, пока Шахин Бадур Хан заканчивал последние формальности. Он поспешно и довольно официально пожал руку сначала ей, затем Талу и быстро удалился.
Самолет едва успел вылететь из муссонного облака, как все новостные каналы на телеэкранах на спинках кресел прервали передачи из-за экстренного сообщения. Эн Кей Дживанджи ушел в отставку. Эн Кей Дживанджи бежал из Бхарата. Правительство национального единства в полном смятении. Скомпрометированный советник покойного премьер-министра Шахин Бадур Хан выступил с потрясающими разоблачениями, подробно и досконально подтвержденными документами. Оказывается, бывший руководитель партии Шиваджи организовал заговор с целью свержения правительства Раны и ослабления Бхарата в его войне с авадхами. Бхарат в панике! Разоблачения Шахина Бадур Хана потрясли всю страну сверху донизу! Чудовищный скандал! Ашок Рана должен выступить с заявлением из бхавана Ранов! Хан – спаситель нации! Где Дживанджи, требует сказать весь Бхарат! Где Дживанджи? Предатель Дживанджи!..