Река Богов
Шрифт:
– Они спасали себя. Спасали свой вид.
– Ты слышала, что я сказал, Лиза Дурнау?..
По ступеням спускается ребенок. Маленькая девочка, босая, в цветастом платьице, опасливо шагает по гхатам. Лицо ее выражает предельную сосредоточенность. За одну руку девочку держит отец, в другой, немного размахивая, чтобы сохранить равновесие, она несет венок из бархатцев. Отец показывает девочке на реку, жестом предлагает бросить венок в воду. Ну иди же, положи его на воду… Девочка бросает гаджру, радостно взмахивает руками, видя, как та опускается в темнеющую реку. Ей, наверное, не больше двух лет.
Нет, ты не прав, Лалл, хочет сказать Лиза Дурнау. Истина
Вслух она говорит только:
– Ну и куда же ты собираешься отправиться?
– У меня пока еще есть школа ныряльщиков где-то в Шри-Ланке, – отвечает Лалл. – В году бывает одна ночь, после первого ноябрьского полнолуния, когда кораллы исторгают из себя сперму и яйцеклетки, все сразу. И если тебе случится плавать там в тот момент, ты испытаешь незабываемое ощущение – как будто находишься внутри грандиозного оргазма. Мне хочется вновь увидеть это чудо… Можно еще поехать в Непал. Я всегда мечтал увидеть горы, по-настоящему увидеть горы, попутешествовать в горах. Возможно, заняться горным буддизмом со всеми его демонами и ужасами. Такая разновидность религии меня вполне устраивает. Подняться до Катманду, до Покхары, какого-нибудь очень высокого места с видом на Гималаи… А что, у тебя из-за меня могут быть проблемы с друзьями из ФБР?
Отец и дочь стоят у самой реки и смотрят, как гаджра покачивается на водной ряби.
– Мне понравилось – как сказал наш мистер Роудз, – что у ФБР будет дел по горло, если они обнаружат, что третье поколение имеет своих представителей в мировых разведках, – отвечает Лиза Дурнау. Девочка бросает на нее подозрительный взгляд и улыбается. Чем ты занималась всю свою жизнь, Лиза Дурнау, что могло быть более важным, чем эта сцена у реки?.. – Конечно, со временем они обратятся ко мне с вопросами…
– Что ж, отдай им то, что они так хотят получить. Мне кажется, я кое-что тебе должен.
Томас Лалл передает девушке «Скрижаль». Лиза хмурится, увидев какую-то диаграмму.
– Что это такое?
– Чертежи пространства Калаби-Яу, которое искусственный интеллект третьего поколения создал в «Рэй пауэр».
– Стандартный набор преобразований для информационного пространства в структуре пространства-времени, построенного по модели интеллекта… Лалл, я ведь помогала в разработке подобных теорий, ты не забыл? Из-за них я и попала к тебе на работу.
И к тебе в постель, добавляет она про себя.
– Лиза, помнишь, что я говорил тебе, когда мы плыли по реке? Об Аж? «Все наоборот».
Лиза Дурнау хмурится, потом вспоминает надпись, выведенную божественной дланью на дверце в туалете на вокзале Паддингтон. И все сразу становится таким ясным, чистым и прекрасным, словно стрела света пронзила ее насквозь, пригвоздив к белому камню. У девушки возникает ощущение одновременно и смерти, и экстатического восторга, и ангельского пения. На глазах появляются слезы, она вытирает их, но не может оторваться от созерцания одного-единственного таинственного светящегося отрицательного знака. Отрицательного «Т». Стрелы времени, обращенной вспять. Пространство, построенное по модели разума, где интеллект сарисинов способен слиться со структурой вселенной и видоизменять ее по своему желанию.
Боги…
Часы идут назад. И пока их вселенная стареет, усложняется, наша молодеет, становится проще и примитивнее. Планеты рассыпаются в пыль, звезды испаряются, превращаясь в облака
Дрожащими руками Лиза вызывает простого математического сарисина и выполняет несколько быстрых преобразований. Действительно, стрела времени не просто летит в противоположном направлении: она летит значительно быстрее. Быстрая, горячая вселенная жизней, сжатых до мгновений. Скорость времени, их постоянная Планка, с помощью которой сарисины ведут счет своей реальности, в сто раз больше нашей исходной космологической константы. У Лизы голова идет кругом. Она вводит еще несколько математических данных в «Скрижаль», хотя знает, прекрасно знает, какой ответ увидит. Вселенная-212255 проходит весь период своего существования от рождения до гибели в конечной сингулярности за 7,78 миллиардов лет.
– Это больцмон! [33] .. – восклицает она радостно. Девочка в цветастом платье оборачивается и пристально смотрит на нее. Уголек вселенной. Высший тип черной дыры, содержащей абсолютно всю информацию, в нее попадающую, и прокладывающей себе путь из одной умирающей реальности в другую.
– Их дар нам, – говорит Томас Лалл. – Все, что они узнали, все, что они испытали, все, чему научились и что создали, они послали нам в качестве последнего акта благодарности. Скиния представляет собой универсальный автомат, кодирующей информацию в больцмоне в форме, понятной для нас.
33
Больцмон – остатки черной дыры из будущего, которые, если их потревожить, перемещаются в другие измерения. Термин введен Уильямом Слитером в научно-фантастическом романе «Больцмон» (1999)
– А мы, наши лица…
– Мы были их богами. Мы были их Брахмой и Шивой, Вишну и Кали. Мы – их миф творения.
Сумерки почти угасли, по реке разлились тени цвета темного индиго. Воздух сделался прохладным; края далеких облаков все еще светятся, они кажутся громадными и сказочными, как во сне. Музыканты ускорили ритм, молящиеся подхватывают песню, обращенную к богине Ганга. Брахманы спускаются в толпу. Отец с дочерью исчезли.
Они нас никогда не забывали, думает Лиза Дурнау. На протяжении миллиардов, триллионов лет своего субъективного времени, в которых будет вмещаться их опыт и их история, они всегда помнили тот акт предательства, что был совершен на берегах Ганга, и они заставили нас разыграть спектакль. Горящая чакра возрождений бесконечна. Скиния – пророчество, оракул. В ней находится ответ на все, что нам нужно знать, если бы мы только умели задавать вопросы.
– Лалл…
Он подносит палец к губам: нет, тише, не говори ничего… Томас с трудом поднимается на ноги. Впервые за все время Лиза Дурнау видит в нем старика, которым он очень скоро станет, одинокого человека, которым он хочет навеки остаться. Куда Лалл отправится на этот раз, не может знать даже «Скрижаль».
– Лиза Дурнау…
– Значит, в Катманду. Или в Таиланд…
– Куда-нибудь.
Он протягивает ей руку, и Лиза понимает, что после того, как возьмет ее, она его больше никогда не увидит.