Река Хронос Том 2. Заповедник для академиков. Купидон. Младенец Фрей
Шрифт:
– Вы правы, Владимир Ильич, – оговорилась Антонина, и Фрей метнул в нее яростный взгляд, но втуне, потому что Антонина приказала Алику:
– Наливай дальше, без паузы. Есть предложение насосаться.
Она обернулась к Андрею:
– Вы не возражаете, Андрюша?
– Я не профессионал, – ответил тот.
– Обижаешь, – серьезно ответила Антонина, – мы здесь алкашей не держим. Люди мы серьезные, дела у нас серьезные. Алкаш у нас долго не продержится. А насчет Маннергейма – это шутка.
Бегишев к тому времени как раз донес бокал до маленьких красных губ и тихо сказал, как человек, привыкший,
– Я предлагаю поднять этот тост за наше знакомство и начало нашей поездки, чтобы она была удачной.
– Ура! – коротко ответила Антонина и потянулась наполнить свой бокал снова, потому что получилось, что вроде бы она поспешила и выпила до команды.
Пили все. По-разному, с разными целями. В иной ситуации Андрей бы этого не заметил, но сейчас он внимательно следил за собутыльниками.
Бегишев пил по обязанности. Возможно, в иной ситуации, в иной компании он получал бы от такого процесса удовольствие. Но не здесь. Здесь он был начальником отдела, вышедшим из своего кабинета к подчиненным, провожающим на пенсию Ивана Никифоровича, и брезгливо думающим, где они умудрились откопать эти подозрительные грибы и этот неудобоваримый портвейн. К тому же ему нельзя показаться подчиненным в подгулявшем виде, а то завтра кто-то из них посмеет ему тыкать или хотя бы шептаться за спиной. Антонина была в себе уверена: она не боялась и напиться, и остаться трезвой – ни в пьяницы, ни в алкоголики ей дороги нет, уж больно здоров ее организм. Она будет всю жизнь есть, пить, совокупляться, выступать на собраниях, копать грядки на огороде – и все с грохотом и плотским наслаждением. Фрей пил умеренно, маленькими рюмками, но не потому, что не хотел, – берег здоровье. Даже закусывал ветчиной с хлебушком, чтобы, не дай бог, не захмелеть или не испортить желудок. Алик не пил вовсе – он был на службе. А вот профессор Маннергейм – из крестьян – оказался безнадежным пьяницей. После третьей рюмки его мокрая нижняя губа начала отваливаться, он порывался что-то сказать, его отодвинули со стулом в уголок, но он не угомонился и все лез в разговор.
– Для отдыха? – допрашивала Антонина Андрея. – Просто для отдыха. Не в сезон. А в сезон отдыхать, ну-ну!
– На халяву, – коротко заметил Бегишев.
Они его здесь допрашивали. Все, кроме Маннергейма, его допрашивали. Такой вот современный вид допроса. Под рюмочку и сервелат.
Ответы Андрея их не удовлетворяли.
– Вы питерский? – доверительно спросил Фрей, точно так же, как спрашивал Ленин у часовых Смольного в ту тревожную ночь: «Вы питерский, товарищ? Путиловец?»
– Я из Москвы, – отвечал Андрей и, чувствуя, что Москва не пользуется доверием в этом обществе, добавил: – Но родился и вырос в Симферополе, в Крыму.
– Я отдыхал в Крыму, по путевке, – сообщил Маннергейм. – В санатории «Красные камни». Кормили по первому классу!
– Люди делятся на тех, кто отдыхает в профсоюзных санаториях, и на тех, кто отдыхает, – изрекла афоризм Антонина и сама ему засмеялась.
– А сам будете из хохлов? – спросил Фрей.
– Нет, не буду, – ответил Андрей.
– Выпьем за дружбу народов! – сказала Антонина. – Хоть и ссорились мы порой, и спорили, но жили, надо признать, дружно. Как в большой семье. Не согласны со мной, Андрюша?
– Вы
– Виляет, – заметил Маннергейм, – виляет, чувствую я его темную ауру. И не вызывает доверия.
«Чем я ему не понравился? – подумал Андрей. – Я же слова с ним не сказал. А он мне? Он мне понравился? Он мне неприятен с первого взгляда. Мировой газ флогистон, заполняющий пространство, каждого из нас награждает особым запахом».
– Да, я имею в виду Советский Союз – оплеванный, выброшенный на помойку за ненадобностью, проданный западным разведкам! – агрессивно выкрикнула Антонина. – И если кто не согласен со мной, тот может уйти и закрыть за собой дверь.
Андрей не знал, какую линию поведения ему избрать в ответ на психическую атаку. Чего они ждут?
Стало тихо, и все, подняв рюмки и стаканы, смотрели на Андрея.
– Я политикой не занимаюсь, – сказал он. – Я слишком много знаю о том, к чему она приводила и тысячу, и сто лет назад, но в покойном Советском Союзе были свои достоинства. По крайней мере он меня воспитал и сделал таким, какой я есть.
И тут же вспомнился послевоенный, многократно цитированный фильм «Подвиг разведчика», где отважному актеру Кадочникову, игравшему красавца разведчика, фашист предлагает выпить «за победу германского оружия». Встает наш герой и восклицает: «За нашу победу!» Все в зале разражаются аплодисментами, потому что понимают тонкий намек советского разведчика. «Каким сделал меня Советский Союз – это мое личное дело. Им хочется, чтобы я стал одним из их компании, – пускай считают меня таковым».
– Я с тобой не согласен, Антонина, – сказал Бегишев после того, как выпили и закусили ветчиной и сервелатом. – Не для всех Советский Союз был раем земным. Моего дедушку репрессировали только за то, что он был братом муллы. Мой отец не получил образования. И детство я провел в деревне.
– Вон смотри, какой вымахал в своей деревне, – сказала Антонина.
– Это неправильный обмен веществ, – возразил Бегишев жалобным голосом. Видно, и в самом деле в его толщине частично был виноват обмен веществ и упоминание о весе ему было неприятно. – С голодухи.
– Видите, – сказал Андрей Антонине, к которой в этой компании испытывал наибольшую неприязнь, – существуют разные версии о дружбе народов.
– В том-то и диалектика, молодой человек, – радостно ворвался в дискуссию Фрей. – Отдельные проявления громадной системы могут и должны быть отрицательными по своей сути. Именно тогда вы можете осознать благородство и гуманизм системы в целом. Вам понятно?
– Отстань ты от него, – сказала Антонина, которая успела отхлебнуть еще разок. – Если человеку больше нравится дерьмократия, пускай катится к чертовой бабушке. Я понятно выражаюсь, мать твою?
– Антонина, – резко оборвал ее Бегишев. – Еще одно высказывание, и вылетишь ты. И не к матери, а в холодную воду за бортом.
Алик принялся разливать по бокалам, Маннергейм вытащил из кармана стеклянный шарик и стал глядеть сквозь него на настольную лампу.
– А из какой вы семьи, Андрей? – спросил Фрей.
Вот тебе дают шанс остаться своим среди своих. Семейное происхождение для них немало значит.
– Мой отец познакомился с мамой на фронте, – сказал Андрей.
– На каком?