Река и жизнь
Шрифт:
Снимки нам показали, как выглядит с близкого расстояния Марс.
На снимках живой природы мы хотим уже видеть не просто «портреты» зверей и птиц. Фотокамера позволяет подсмотреть многие тайны животных — моменты их отношений друг с другом, повадки и образ жизни. Техника съемки доступна сегодня практически всем. И, конечно, любая экспедиция непременно имеет в своем снаряжении «фотоглаз». Для ученого снимок — это регистрация наблюдений, редких и необычных встреч и находок, доказательство в спорах, свидетельство: «Да, это было вот так», «Это мы видели», «А это опровергает прежние утверждения».
Бывает, снимки ученого для ученых только и интересны. Но не всегда. Вспомните
Андрей Григорьевич Банников, путешествуя в Африке, сделал много хороших снимков саванны. Мы выбрали этот (главным образом потому, что надеемся: он не будет убит газетной печатью) — аисты марабу собрались на ночлег. Я видел саванну и могу свидетельствовать: фотография точно передает настроение африканского вечера.
На втором снимке — находка: череп и бивень мамонта. Фотография сделана в 1948 году на Таймыре и представляется нам удачной — ничего лишнего, и есть в кадре все, чтобы почувствовать безлюдье холодной земли, атмосферу раскопок. Череп и бивень обретают некий одушевленный символ минувшего.
Разглядывая снимок, вспоминаешь картины Рериха, посвященные древности. Очень удачная фотография! (Автор ее, к сожалению, нам не известен. Но надеемся, он откликнется и расскажет обстоятельства этой таймырской находки.)
Третий снимок мы взяли из недавно вышедшей книги орнитолога К. А. Воробьева. Фотографическая удача принадлежит охотоведу из Кирова Геннадию Николаевичу Севастьянову.
В гнезде — сова, бородатая неясыть. Пересылая нам снимок, К. А. Воробьев сообщил: «Севастьянов подкараулил удачный момент. Сова спокойна. Фотограф не потревожил ее. Обычно неясыть не просто взлетает, она смело защищает гнездо. Мне известны случаи, когда с человека, влезавшего на дерево, сова сбивала шапку, оставляя следы когтей на спине…»
Публикуя три этих кадра, мы просим обладателей редких снимков: давайте покажем их в нашем «Окне». Сообщите (недлинно) обстоятельства съемки и не забудьте пометить конверт: «Окно в природу».
Фото из архива В. Пескова.
22 декабря 1973 г.
1974
Открытка
(Окно
Самодельные открытки, хотя и не такие нарядные, как фабричные, все же чем-то приятней, теплее их. Этой маленькой мудрости меня научил давний друг, от которого я получаю под Новый год то клочок бересты, то снимок или какие-нибудь каракули. Штемпеля, марка, адрес придают этому творчеству особо забавный вид.
Разглядывая открытку, я живо представляю себе человека, сидящего вечером у огня, в смешном рисунке вижу его характер и даже настроение минуты. «Кустарь» приучил и меня к такой же работе. Правда, занятие это можно позволить себе только под Новый год. И, понятное дело, излишне почту загружаешь — только друзьям!
На этот раз разослана карточка с этим снимком, сделанным из окна. На обратной стороне фотографии, вслед за словами, какие мы говорим обычно друг другу под Новый год, было написано: «Работаю сейчас за городом.
А это — мои друзья. Появляются каждые полчаса.
С начала зимы успели съесть запас сала, мешочек орехов и зерен, дюжину яблок, кусок говядины, большой пакет сухарей и пригоршню калины. Синицы, если еду не выложил, стучат в окно. Дятел во время моей отлучки в Москву перетаскал к себе в «кузницу» эти шишки…» Но к этому можно было кое-что и добавить.
В столовой, любовно сделанной по «чертежику-пожеланию» глуховским плотником Кириллом Ивановичем Куксиным, кормится ежедневно десятка три птиц: синицы (большая, лазоревка, гаечка), поползень, дятлы (зеленый и три вот таких пестрых), две сойки, сорока, орава взъерошенных воробьев. И прилетала несколько раз свиристель.
Появление кормушки возле окна было встречено с осторожностью, хотя до этого синицы хватали зерна с перекладины форточки и даже залетали в жилье, оставляя у меня на бумагах «визитные карточки». Птицы суетились, галдели, но только к вечеру, после решимости двух наиболее смелых синиц, начали кормиться.
Кому за этим столом достается «первый кусок»? Разумеется, смелому. Все синицы небоязливы, и, я думаю, при желании можно их приучить брать зерна с руки. Но хозяйкой в кормушке всегда бывает синица-лазоревка. Она помельче большой синицы, однако лучшее место всегда за ней, и она его не уступит, пока не насытится. Большие синицы мирятся с этим. Я не заметил ни разу, чтобы кто-нибудь даже косо взглянул на нахалку.
Между собой большие синицы ссорятся постоянно. Для устрашения — крылышки в стороны (я большая!) и угрожающий писк. Иногда дело доходит до драки — сцепившись, две птицы с криком падают вниз. Впрочем, такое бывает редко. И чем голоднее синицы, тем меньше возни — сидят плотно друг к другу (иногда сразу штук восемь), и только слышишь густую дробь — решетят сало.
Дятел являлся сначала с опаской. Но беспечная суетня мелкоты придает, как видно, ему решимость. И только сел, я сразу же узнаю едока — кормушка гудит, как хороший полковой барабан. Синицам дятел — фигура знакомая. Они его не боятся. Но размер сотрапезника все же внушает почтение — посторонились, слетели.
Кто посмелее, правда, сейчас же устроился рядом. На расстоянии, равном примерно размерам своего тела, дятел терпит синиц, но чуть-чуть приблизились, сейчас же выпады клювом. Впрочем, в главное время еды (утром и перед вечером, а также в хороший мороз) в столовой царит согласие. Расстроить содружество может разве что появление поползня.