Река не может молчать
Шрифт:
– Огонь!..
Маскировка машины сослужила экипажу последнюю службу. Зенитчики, охранявшие переправу, не колебались бы ни мгновения, заметь они подозрительную машину, спешащую полным ходом к подводной танковой трассе. Но зенитчики видели только безобидный островок плывуна с такой же безобидной корягой на нем. И хотя в сумерках было заметно, что островок опережает течение и создает подозрительные волны, командир и наводчик установки с минуту совещались: долбануть по «лягушачьему континенту» или не стоит? Решили все же долбануть, и в тот момент, когда тревога охватила
Зенитка еще молчала, когда на плавучем островке ярко вспыхнула и яростно затрепетала крыльями огненная бабочка. Глухой, злобный лай крупнокалиберного пулемета вплелся в гул канонады…
Плотников не отпускал гашетки, а воздухопитающая труба танка уходила все глубже – там, на дне реки, не подозревали, что не воздух, а вода должна хлестать в трубу и самое время браться за изолирующие противогазы. Но учение есть учение, и танки на учениях тонут условно…
Короткие бледно-зеленые огни ударили с сумрачного берега, башенка машины вздрогнула, и Плотников оторвался от пулемета. Огни ударили снова, и Алексей ясно различил на берегу очередной танк, фигуры регулировщиков, радийную легковую машину, похожую на дикобраза от обилия торчащих из нее антенн.
– Поворачивай к берегу, Оганесов! Воевать будем по-честному. Мы с тобой теперь тоже на дне. А вернее, в небе, вместе с паром и брызгами…
Люди на берегу с удивлением увидели, как на зыбучем плывуне поднялась в рост высокая человеческая фигура. Островок распался на части, в воду полетели клочья травы, обломки ветвей, и от уплывающего мусора отделилась округлая, приплюснутая башенка разведывательной машины с прямым росчерком пулеметного ствола. Машина круто повернула наперерез течению и скоро выползла на песчаный откос. Человек спрыгнул с ее брони и усталым шагом направился к радийной машине.
Навстречу Плотникову неторопливо шел невысокий офицер с нарукавной повязкой, на груди его мелко поблескивало стекло сигнального фонарика, пристегнутого к пуговице.
– Что еще за речные разбойнички объявились? – спросил он с неудовольствием. Плотников узнал голос одного из помощников руководителя учений.
– Товарищ майор, – официально доложил он, – командир разведгруппы старший лейтенант Плотников. Прошу остановить переправу: мы потопили танк на трассе.
– Вы уверены, что потопили?
– А вы разве нет?
Майор хмыкнул, покосился на очередную машину, уходящую в воду. Был он молод и, как все быстрорастущие люди, чуточку самовлюблен. Высокое положение посредника здесь, на переправе, конечно же, подогревало в нем самомнение, к тому же он в какой-то мере был организатором переправы и не знал, как отнесется к происшедшему руководитель учений. Второй раз форсирование реки танками срывается, и с кого-то обязательно спросят.
Несмотря на свою молодость, Плотников угадал настроение посредника и в душе испытал беспокойство.
Майор снова покосился на танки, потом на часы, глянул в небо. Сумерки быстро рассеивались, и отдельные пары низколетящих истребителей-бомбардировщиков со свистящим
«Туча» ударила по переправе минут через десять, когда Плотников стоял около своей машины, привалясь плечом к броне. Он сделал сколько мог, он вышел из игры, и первым ощущением была усталость. Не хотелось гадать, хорошо ли его группа решила задачу, и думать ни о чем не хотелось. Он уже знал: половина танков пока на этом берегу, значит, им теперь придется переправляться по третьей трассе, если она существует, потому что две, обнаруженные разведчиками, под непрерывным обстрелом…
Глаза Алексея косели, уставясь в светлеющую воду, и он даже вздрогнул от голоса подошедшего майора.
– Тоже ваша работа? – спросил тот, кивнув на своих помощников, которые подрывали фугасы по сигналу из штаба учений.
– Наша, – равнодушно сказал Плотников.
– Всю ночь ловили диверсантов, целый взвод поймали, а оказывается, еще оставались.
– Так уж и взвод? – улыбнулся Плотников.
– Иной разведчик стоит полка, – назидательно сказал собеседник. – Вы-то обязаны знать.
Алексей внимательно поглядел на майора, вспомнив, что те же слова недавно говорил ему командир роты.
– Мне надо найти своих, – сказал он.
– Да, конечно. Они в комендантском взводе. Это близко: по дороге налево, потом направо. Возвращайтесь к своим. Я дам пропуск.
Какой-то истребитель, подкравшись, спикировал на открыто стоящую машину Плотникова и с громовым гулом ушел свечой ввысь. Алексей, придерживая фуражку, проводил его взглядом. «По своим бьешь, земляк… А впрочем, мы уже убиты и сочтем это салютом в нашу честь».
– Эй вы, земноводные! – раздраженно крикнул кто-то из танкистов. – Чего демаскируете! Убирайтесь, пока вас не убрали.
– Ну, Оганесов, – засмеялся Алексей, – нам действительно пора сматываться. Танкисты теперь злые как черти, а попозже еще злее станут…
Устало откинувшись на сиденье, он в последний раз глянул в перископ на реку, испытывая почти родственное чувство к ней. Целую ночь слушал ее голос, и она тоже, казалось, слышала его тревожные мысли – о разведке, об ушедших на задание солдатах и о тех двоих, далеких, что смущали его душу.
Заря горела над холмами, и вода в реке была розоватой, зеркальной, затаившей тихую вечную тайну. В нее хотелось заглянуть вблизи, увидеть сонные водоросли, спящих рыб и еще что-то, что можно увидеть в реке лишь на заре. Уши его привыкли к грохоту боя, в них сейчас стояла ватная тишина, и думалось: такая же тишина царит в розоватой воде. Тишина и тайна…
– Оганесов!
…В стекле перископа больше не отражалась река. Серая рассветная дорога бежала навстречу, по бокам качались холмы, покрытые грубой, потемневшей от росы травой. То ли дым, то ли туман стлался в ложбинах, и пахло холодно и горько августовской степью…