Река твоих отцов
Шрифт:
— Я врачо-о-ом! — кричала Валя. Учитель еле успокоил их:
— Нет, друзья мои, мечты такими дикими воплями не выражают. Давайте говорить тихо и не все сразу… Ну, вот ты, Валя, мечтаешь быть врачом. Расскажи толком, спокойно: почему врачом?
Валя откинула назад волосы, прихватила их стальной дужкой:
— Я хочу стать первым орочским врачом. Лечить наших людей, чтобы они больше никогда, никогда не болели. Почему осталось нас, орочей, так мало? А потому, что в прежнее время здесь не было доктора!
— Теперь у нас доктор есть, —
— Он не ороч!
— Все одинаково!
— Пускай одинаково. А я все равно хочу на доктора выучиться…
— Правильно, Валя. Молодец! Ну, а ты, Уля?
— У меня, Николай Павлович, то же самое, что у Вали, только она будет доктором, а я — учительницей. Мне очень нравится, как нас учат в школе учительницы. Сижу на уроке и все время смотрю на них, а сама думаю: очень интересно знать много и учить других, чтобы они тоже знали. — И, чтобы не обиделся Сидоров, добавила: — Вот и вы тоже, Николай Павлович… Наверно, когда еще ходили в школу, вы тоже завидовали своим учителям. Поэтому, наверно, и стали потом учителем.
Сидоров не стал возражать. Ведь, в сущности, Уля была права. И то, что девочки убедительно и серьезно выражали свои мысли, радовало его.
А когда очередь дошла до Саши Мулинки, он коротко ответил:
— Хочу гнать большие корабли по морским волнам!
— Верно, Саша, нам с Петей тоже хочется поплавать, увидеть, какие другие страны есть, — сказал за себя и за «братика» Костя.
— Нет, я прежде хочу Москву посмотреть, — возразил Петя. — Ленина мавзолей посмотреть. Красную площадь. Парад военный. Пока только по радио парад слышал, однако оно шумит, трещит — понять трудно. Лучше всего самому все посмотреть. — И с грустью вздохнул: — Наверно, не придется в Москве побывать.
— Почему не придется? — удивился Мишка. — Скоро, говорят, поезд в нашу Уську придет — тогда, пожалуйста, поезжай.
— Ждать долго. Теперь хочется. Вы, Николай Павлович, наверно, в Москву уже много раз ездили?
И тут учитель совершенно разочаровал ребят:
— Нет, я еще ни разу в Москве не был.
— Почему?
— Я тоже жду, пока поезд в Уську придет… Наступило молчание. Его нарушила Соня Ауканка:
— Так ведь скоро поезд сюда придет. Мой папа с изыскателями на перевал ушел проводником. Говорят, скоро наши сопки начнут рвать динамитом. Железную дорогу проведут. Верно, Николай Павлович?
Учитель рассказал, что железная дорога свяжет таежный край с Комсомольском, Хабаровском, со всей страной.
— Будет и станция Уська-Орочская! — гордо заявил Витя Еменка. — Повесят большой колокол на станции и, когда придет поезд, будут звонить три раза. Я, наверно, поступлю на станцию работать.
— В колокол звонить? — спросил Мишка.
— И в колокол тоже.
— Нетрудное это дело, — настаивал Мишка. — Любой может подойти и позвонить…
— Вот чудак, честное слово. Думаешь, колокол без начальника будет?..
— Откуда ты про станцию знаешь, если ее у нас еще не было и в колокол еще никто не звонил?
— В
Николай Павлович и сам размечтался и даже мысленно представил себе тот неблизкий день, когда его ученики покинут стены лесной школы, разъедутся по разным городам, будут учиться в институтах и техникумах и, уже совсем взрослыми, вернутся на работу в родную Уську. А если не в Уську, а в другие места пошлют их — тоже не беда! Лишь бы настоящими людьми выросли…
Он посмотрел на часы.
— Что-то наших таежных следопытов давно нет.
— Скоро придут, — уверенно сказал Витя. — Раз вы не велели, чтобы далеко уходили, — не уйдут. Потом… они ведь знают ваш характер.
Николай Павлович рассмеялся.
— А какой же у меня, Витя, характер?
— Ну, такой… Ребята знают, какой…
И верно, охотники вернулись на привал, как и обещали, к вечеру. Но трофеев принесли мало: одного маленького, не умевшего летать, филина, двух бурундуков и пять рябчиков.
Ночью разразилась гроза. Хлынул сильный дождь. Раскаты грома, казалось, сотрясают горы. Поблизости от бивака молния ударила в старый тополь, отсекла вершину.
В эту ночь было не до сна. Сидели в шалашах, тесно прижавшись друг к другу, и переговаривались шепотом.
Только в третьем часу ночи стало тихо. Дождь правда, шумел, но под ровный шум его хорошо спалось.
Когда проснулись, на небе не осталось ни тучки. Оно стояло чистое. Промытый дождем лес стал еще ярче, свежей и распространял чудесный аромат.
После завтрака учитель скомандовал:
— По ульмагдам, друзья! Пора в путь-дорогу!
— По ульмагда-а-ам! — повторили ребята и принялись сталкивать лодки на воду.
Тумнин — река быстрая. Если вверх, против течения, до Горячего Ключа идти долго, то вниз этот же путь сокращается в несколько раз. Только не зевать! По реке стоймя плывут коряжины, и нужно обладать большой сноровкой, чтобы не налететь на какую-нибудь чурку. Но раз впереди опять Кирилл Батум, можно плыть спокойно.
Тумнин нес длинные, широконосые ульмагды с необыкновенной легкостью. Девочки плели венки. Цветов было много, и каждой досталось по большому венку.
Из-за горного хребта вылетел самолет и пошел над тайгой в сторону океана.
— Из Москвы! Из Москвы! — закричала Уля. Она высоко задрала голову, следя за самолетом, быстро замахала руками и уронила венок в воду. — Мой папа, когда в первый раз увидел самолет, спрятался в дупло старого тополя. Так он испугался! — И весело засмеялась.
Валя спросила:
— Николай Павлович, а в Москве знают про нас, орочей?
Учитель не успел ответить: с передней лодки раздался тревожный крик Кирилла Батума: