Река времен. Ave Maria
Шрифт:
– Мари, мы позавтракаем и поедем.
– Да-да, конечно. Круассаны, кофе, джем? Все как обычно?
– Как обычно.
Так и окончилось их чудесное пребывание в чудесном городке Труа. Хозяйка гостиницы Мари даже всплакнула, когда ее гости отъезжали на своем шикарном авто.
– Хороший городок, славные люди, – задумчиво сказала Мария при выезде из Труа на трассу до Марселя. Сняв с руля правую руку, она троекратно перекрестилась чему-то своему, тайному.
Долго ехали молча.
– Должны успеть на корабль, – наконец произнес Павел, который мысленно уже был у себя дома в Америке.
– Успеем,
– Поднажми, но в рамках разумного.
– Угу. В рамках разумного…
С двадцатиминутным перерывом на легкий обед в одном из придорожных бистро, за Лионом, дорога от Труа до Марселя заняла восемь часов. На территорию марсельского порта они въехали за сорок пять минут до отплытия. Трапы еще не убирали, но работяга-буксир уже прилаживался к белому многопалубному гиганту, чтобы тащить его из бухты в открытое море.
Павел взошел на борт последним из пассажиров. Убрали трапы. Подняли якоря. Мягко подергивая тросы, буксир пытался стронуть корабль с места. Наконец он плавно сдвинул похожий на айсберг белоснежный лайнер, ярко расцвеченный огнями, и потянул его на чистую воду…
Мария помахала любимому платочком, промокнула слезы, подождала в бездумном оцепенении еще четверть часа, пока белая громада лайнера не растворилась в сумерках на выходе из глубоководной марсельской бухты.
На пирсе пахло соляркой, наверно, нанесло от буксира, но все равно влажный воздух из бухты был напоен свежестью моря. «Вот и кончен бал, – вздохнув всей грудью, подумала Мария. – То ли было, то ли не было? Дай Бог, чтобы было!»
Когда она выезжала с территории порта, дорогу ей неожиданно преградило такси, водитель которого зачем-то тут же вышел из машины. Мария с возмущением последовала его примеру.
– Вы что позволяете себе, мсье?!
– Мадам Мари! Как я рад вас видеть!
– Господи! Это вы, Жак?!
– Узнали? Спасибо.
– Здравствуйте, дорогой Жак. – Мария протянула таксисту руку.
– Мадам Мари, время вас не берет! – восхищенно воскликнул таксист Жак, с которым они сотрудничали в войну. – Вы из Парижа?
– Из Парижа и опять в Париж. О-о! – вдруг сообразила Мария. – А вы не могли бы отогнать мою машину в Париж? А я бы поехала поездом. Кажется, есть вечерний поезд?
– Да, мадам, уходит через два часа тридцать минут. Утром будете на Лионском вокзале Парижа.
– Чудно! Тогда оставьте где-то здесь свое такси – и вперед!
– Вон наша стоянка. Ребята присмотрят, – сказал Жак.
Меньше, чем за пять минут, разобравшись со своей машиной, Жак сел за руль автомобиля Марии, и они поехали на вокзал.
– Как поживает господин Руссо, у которого мы покупали автомобиль?
– Все так же, мадам, без изменений.
– И он без изменений, и вы без изменений. А как же Сопротивление? Как ваши военные заслуги перед Францией?
– О, мадам, кому это нужно? – саркастически усмехнулся Жак. – Про войну все забыли.
– А я помню. И о вас, и о господине Руссо. Вы ведь каждый день рисковали жизнью.
– Мадам Мари, все стараются не вспоминать об этом. Как у нас говорится: оказанная услуга уже не считается услугой. Я даже прочел в газете, что вспоминать военные заслуги сейчас считается неприличным. Что
– Наверное, вы правы, – терпеливо выслушав тираду Жака, сказала Мария, – жизнь забывчива…
Они подъехали к вокзалу. Мария купила билет в спальный вагон класса люкс.
– А что же нам делать два часа? – спросила Мария по-французски. – О, балда! Чуть не взяла грех на душу! – стукнув себя костяшками пальцев по лбу, добавила она по-русски. – Мсье Жак, – вновь перешла она на французский, – давайте съездим на кладбище, я проведаю своих близких.
– Конечно, – с готовностью отвечал Жак, – времени у нас достаточно.
Жак сел за руль, а Мария на переднее место рядом.
– Водить вашу машину – одно удовольствие! – восторженно сказал Жак. – А я не заработал за всю жизнь даже на хорошую машину.
– У вас еще все впереди.
– Ну да, – усмехнулся Жак, – все впереди, только хвост позади, такая есть песенка!
– Не слышала.
Жак напел песенку, что-то вроде детской считалки.
– Хорошая, – усмехнулась Мария.
По пути на кладбище они проехали мимо особняка Николь, два окна в котором светились. Мария давно подарила этот дом Клодин, а окна светились, наверное, потому, что в доме жила прислуга. Без людей дом быстро мертвеет.
Кладбищенские ворота были приоткрыты.
– Здесь совсем недалеко от входа, – сказала Мария.
Жак вышел из машины, распахнул ворота и вернулся.
– Заезжать не надо, – сказала Мария, – только посветите мне на дорогу.
Жак включил дальнее освещение. Мощные потоки желтоватого света вырвали из тьмы ряды надгробий.
Когда Мария подошла к могиле, Жак вежливо переключил свет на ближний, чтобы не мешать ей побыть в одиночестве.
«Привет, Николь! Привет, Шарль!» – мысленно приветствовала супругов Мария и положила купленные на вокзале белые хризантемы на край надгробия Николь.
На кладбище, как всегда, было зябко и сыро. Где-то в его черной глубине, громко хлопая крыльями, умащивались на ночлег какие-то большие птицы, может быть, вороны, которые живут на белом свете триста лет.
Когда Мария вернулась к машине, Жак закрыл скрипучие кладбищенские ворота, и они поехали на вокзал.
– Я знаю, эта Николь дала по морде офицеру гестапо, – взволновано сказал Жак. – Это весь город помнит. Настоящая жена генерала! Настоящая француженка!
– Да, она оказалась настоящая, – печально подтвердила Мария, вспоминая о том, как славно они с Николь купались на лошадях в Тунисском заливе; как жила она девочкой в ее губернаторском дворце; как красиво расшивал седла серебром и золотом умелец-мавр. Как гордо сказал ей о себе этот старый мастер: «Я был лучший басонщик во всей Мавритании, а теперь на всем Ближнем Востоке». На всю жизнь запомнила Мария, что, оказывается, есть такая профессия – басонщик, человек, расшивающий седла золотыми и серебряными нитями. И этой профессией можно гордиться и посвятить ей всю свою жизнь.