Река
Шрифт:
Кричали: "Верно!" - и яростно аплодировали, и Бахметьеву стало не по себе. У Слепня было такое же лицо, как тогда ночью.
– При чем тут Малиничев?
– на ухо спросил Лобачевский.
– Все равно. Он прав.
– И Бахметьев тоже крикнул: - Верно!
– Подлаживаешься, Васька?
– прошептал Лобачевский.
– Нет, - ответил Бахметьев.
– Я за большевиков.
На ящик вскочил какой-то молодой, еще никому не знакомый моряк. Он бил себя в грудь и выкрикивал слова тонким, срывающимся голосом. Чего ждет командующий?
Но особого успеха его выступление не имело. Собрание было слишком хорошо осведомлено и всякой болтовней не интересовалось. Так и сказал выступивший на смену молодому оратору старшина-минер Точилин. Он стоял сгорбившись и каждое свое слово подчеркивал сжатой в кулак рукой.
Врага, конечно, нужно было разбить, однако с одного удара это не вышло бы. Так вдруг только баба стреляет, а воевать нужно с толком. Война - дело трудное. Ну, а насчет командования можно не тревожиться. Он с Семеном Плетневым был еще в Электроминной школе и знает: второго такого нет.
Речь его была прервана аплодисментами. Собрание тоже знало Семена Плетнева.
– Дело трудное, - повторил Точилин, когда снова установилась тишина.
– А теперь пусть сам командующий расскажет, что делать. Выходи, Семен!
Плетнев не спеша взобрался на ящик и молча оглядел собравшихся.
Наконец заговорил:
– Темно становится. Пора расходиться по кораблям. Я только вот что скажу: враг у нас сильный. К примеру: против одной нашей пушки у него две, да еще с броней. А все-таки мы сильнее, потому что мы боремся за революцию.
– Потер рукой подбородок, подумал и продолжал:- Значит, сегодня нашу авиацию уничтожил. Машин, собственно, не жалко. Пользы от них было мало. А за людей мы отомстим. Вспомните о них, когда придет время!
– Жди, пока оно придет!
– вдруг крикнул тот самый молодой, который требовал немедленного наступления.
– Буду ждать, - спокойно ответил Плетнев, - и тебя, дурака, научу. Так и знай.- Снова остановился и еще раз привычным жестом потер подбородок. Впрочем, может, нам долго ждать не придется. Вот последняя новость, товарищи: у белых восстала одна из пехотных частей. Повернула винтовки и перебила своих офицеров. Потом форменный бой был, и в конце на нашу сторону перешло около сотни человек с винтовками и пулеметами.
– Здорово, - сказал кто-то из сидевших в кругу.
– Конечно, здорово, - согласился Плетнев.
– Только теперь, надо думать, неприятель на нас полезет. На одном месте ему стоять нет расчета. Значит, нам нужно быть готовыми к бою. К решительной борьбе, - и внезапно взмахнул рукой, - за нашу Советскую власть!
Несколько человек, вставая, запели "Интернационал", и собрание одной волной поднялось на ноги. Все новые и новые голоса подхватывали пение, и с каждым словом гимн, казалось, рос вширь и в высоту.
– Митинги и лозунги!
– пробормотал Лобачевский, но против своей воли
16
– Умеешь по-английски?
– спросил Плетнев вошедшего к нему в каюту Бахметьева, и тот отрицательно покачал головой. Он уже знал: одного из неприятельских летчиков поймали в лесу и сейчас вели на допрос к командующему.
– Выходит, я зря тебя позвал. Так, что ли?
– Выходит, зря, - согласился Бахметьев, но Плетнев неожиданно подмигнул:
– Скромничаешь. Ты же учился в корпусе. Наверняка с этим англичанином договоришься.
– Плетнев почему-то рассмеялся и потер руки.
– Я его через окошко видел. У него понятливое лицо.
После всего, что случилось за последние сутки, такое поведение Семена Плетнева выглядело чрезвычайно странным. Настолько странным, что Бахметьев даже испугался.
– Ты не волнуйся...
– начал он, но сразу пришла разгадка. Дверь каюты распахнулась, и на пороге в желтой кожаной тужурке и авиационном шлеме появился не кто иной, как барон Штейнгель.
– Заходите, - сказал Плетнев.
– Милости просим.
– И, слегка возвысив голос: - Конвою остаться в коридоре!
Штейнгель тоже сразу узнал Бахметьева:
– Ты здесь?
– Как видишь, - ответил Бахметьев.
– Ты!
– И Штейнгель вскинул голову.
– Изменник своей родины!
Бахметьев пожал плечами:
– А может, ты изменник?
– Ну вот и заспорили, - вмешался Плетнев.
– Садитесь, господин барон, давайте поговорим по-хорошему. Только тогда Штейнгель его заметил:
– Вы тоже здесь, товарищ большевик? Впрочем, вам здесь и место.
– Самое место, - все с тем же добродушием подтвердил Плетнев.
– Однако садитесь, раз залетели к нам в гости.
– И сяду!
– Штейнгель с размаху сел в кресло, заложил ногу на ногу и, вынув портсигар, закурил.
– Кстати, кто из вас командующий? Хотелось бы знать.
Он снял шлем, и волосы его на макушке поднялись слипшимся от бриолина хохлом. Вся его бравада выглядела не слишком убедительно. Даже больше выглядела смешно, и Бахметьев невольно поморщился.
– Я командующий, - сказал Плетнев, подумал и тем же ровным голосом добавил: - А потому вопросы буду задавать я, а не вы.
– Ответов не дождетесь!
– Как знать!
– И Плетнев повернулся к Бахметьеву: - Герой, а, Вася?
Конечно, Плетнев назвал его по имени не случайно, и это было приятно. Пусть видит барон, как они близки.
– Герой, - поддержал Бахметьев.
– Знаешь, Семен, я даже удивляюсь, что такого сбил.
– За хорошую стрельбу - получишь сотню папирос высшего сорта.
– Плетнев взглянул на Штейнгеля и, усмехнувшись, подпер подбородок рукой.
– Между прочим, забавно он попался. Сидел в кустах и, когда увидел английских солдат, вылез. Ну, а тут оказалось, что это совсем не англичане, а перешедшие на нашу сторону белые. Они его и забрали.