Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
— А-а, не туда вы клоните, Семен Захарович. Вы прекрасно знаете, что были, были романтики-инженеры! Сколько их собрал под своим крылом тот же Франкфурт, уполномоченный Наркомтяжа по Ярскому промышленному району. Помните?..
— Помню, — сказал Голосов, чтобы только не накалять дальше атмосферу. — Конечно, комбинату не повезло с самого начала.
— Вот это другое дело! Вот теперь мы снова нашли общий язык.
Плесум и Дробот с интересом приглядывались к ним. «А старик-то нападает в лоб, — думал Плесум, затаив улыбку. — И Голосов заметно побаивается его. Ай да почетный гражданин города!» Но Дробот знал лучше историю их отношений и рассуждал иначе: «Умеет маневрировать профессор,
— Вы должны понять меня, товарищи, правильно, — уже ко всем обратился Голосов. — Ваш покорный слуга не первый год отстаивает насущные интересы комбината. Но со мной не соглашаются, и я бываю вынужден проводить техническую политику, которой не симпатизирую. Что ж, доложу вашу точку зрения на коллегии. Но за успех не ручаюсь. Дальнейшее развитие комбината планируется на привозной руде. Единственное, что обещаю, добиться сохранения нынешнего уровня выплавки природнолегированного металла хотя бы года на два. В течение их надо решить проблему.
— Чудес на свете не бывает. Не решили за двадцать лет — кто же решит за два года, — сказал Дробот, поражаясь, как быстро, на глазах, профессор меняет гнев на милость.
Леонтий Иванович промолчал, довольный и этой уступкой Голосова. А Ян Янович заметил сухо:
— Лаби, будем строить новую домну, лишь бы не топтаться на одном месте.
Потом они поговорили о делах оперативных, и Голосов, глянув на часы, поднялся с председательского кресла.
— Мне пора, товарищи, в аэропорт. Вы уж извините.
Прощаясь с Каменицким, Голосов долго тряс обеими руками его жесткую, натруженную руку.
— Я рад, что вы, дорогой Леонтий Иванович, в полном здравии. Все остальное приложится. Я помню, как вы сказали, когда начали строить первую доменную печь: «Только бы дотянуть до ее пуска, а там и на покой». Слава всевышнему, дотянули и до второй, И до третьей. И вот скоро заложим четвертую. Да мы с вами попируем еще на пуске шестой домны. Меньше, чем на полдюжину доменных печей, мы не согласимся!
— Как строить! — вполголоса заметил Дробот.
— Приезжайте почаще, Семен Захарович, — сказал Каменицкий, тронутый его добрым словом.
— Непременно загляну при случае!..
Директорская «Чайка» помчалась по глянцевитому шоссе в Ярск, за которым, близ Яшмовой горы, находился старый аэродром, облюбованный в том месте еще во времена Осоавиахима.
Дробот и Каменицкий постояли у заводоуправления, пока машина не скрылась за увалом, разделяющим два соседних города, и пошли к центру. Улицы теперь выглядели пустынными: все горожане — и стар и мал — с утра отправились на берег Урала, вдоль которого тянулся пойменный лесок, густо усеянный разноцветными домишками, в самом деле похожими на рамочные ульи. Редко кто называл их дачами. Русский человек издавна испытывал глухую неприязнь ко всякого рода дачникам. Куда проще: сады-огороды. Хотя на любой делянке тут же появлялось какое-никакое сооруженьице, обраставшее к осени верандами, застекленными или пока открытыми. Строили их каждый на свой манер, из тех материалов, что бог пошлет. Тут все шло в дело: забракованные панели для типовых домов и уцелевшие доски от бараков, дикий камень-конгломерат и списанный как бой целехонький кирпич, заводская и кустарная столярка, даже ящики, купленные по дешевке на торговых базах. И не удивительно, что архитектура таких дачек всецело определялась достатком и предприимчивостью хозяев, Но как бы там ни было, а люди старались заиметь свой уютный уголок на берегу Урала, где можно отдохнуть с семьей летним
Каменицкий остановился, коротко махнул рукой в ту сторону.
— Весь город подался к речке. Хорошая штука — асфальт, но человека тянет к матушке-природе.
— Тоже проблема, — сказал Дробот.
— Ты о чем?
— Да о дачном строительстве. Все видят, что рядом с городом растет самодельный спутник. А кто его планирует? Где фонды? Та же история, что с гаражами. Лепят где попало и из чего попало.
— И как споро лепят! Откуда что берется.
— Вы же знаете откуда, Леонтий Иванович.
— Не завидую я тебе, Петр Ефимович.
— Отбоя нет от дачников. Приходится идти навстречу, особенно квалифицированным рабочим, никуда не денешься.
— А теперь вот еще забот прибавится.
— Вы считаете, дело пойдет лучше?
— Думаю. Количество должно, наконец, перейти в качество. Грех без конца держать комбинат на задворках черной металлургии.
— Мы до вашего прихода поговорили с Голосовым начистоту. Он было кинулся в наступление, но потом, при вас, начал обороняться.
— Семен Захарович не любит очных ставок.
— Недаром он струхнул немного, когда речь зашла об этой самой социологии — о постепенной убыли населения в городе.
— Слов нет, малоприятный факт.
— Не потому ли он зело поспешил в обратный путь?
Для нас с вами, Петр Ефимович, все средства хороши в данном случае, вплоть до запугивания, лишь бы поскорее достроить комбинат.
— Удивляюсь вашей энергии.
— Небось появится энергия, когда открытое тобой месторождение вроде бы собираются закрыть.
— На вашем-то счету, кроме железа, медь, никель.
— Так вот утешает меня и Семен Захарович. Плохое утешение. За никель и медь я, конечно, не беспокоюсь, там комбинаты работают на полный ход. Но железу не повезло.
— После войны надо было восстанавливать южную — украинскую металлургию.
— И Семен Захарович во всем винит войну, но в том смысле, что тогда не разобрались как следует с нашим комбинатом....
Над городом, круто набирая высоту, появился в бездонном небе «ИЛ-18». Каменицкий и Дробот, по-мальчишески запрокинув головы, проводили его до ближних гор, где и залегали те самые руды, которые никак не дождутся своей очереди.
— Вот он и поднялся на крыло, — сказал Леонтий Иванович.
— Он уже давно парит над нами, — в тон заметил Дробот.
Весело переглянувшись, они ходко зашагали дальше по гулкой просторной улице, два вечных пешехода — геолог и строитель.
7
В Москве недавно был напечатан первый очерк Метелевой с Южного Урала. Павла осталась довольна уральским дебютом. Правда, кто-то там в редакции сократил ее «подвал» о строителях, но сократил умело. Сокращение — мать редактирования: стоит кое-где убрать несколько лишних фраз, как вся вещь только выиграет. Павла и не заметила, что несколько сместились пропорции и на первый план выдвинулась не бригада Клары Кузнецовой, а фигура начальника участка Олега Каменицкого. Однако очерк не фельетон, где от такого «смещения пропорций» может зависеть судьба человека.