Рекламщик в ссылке для нечисти

Бронзова Полина

По ночам поил лошадушек да за прялкою хозяйничал.

Отчего б не похозяйничать — в доме жили люди добрые,

Угощали караваями да солёными горбушками...

Тут он притих и, выпятив тощую грудь, блеснул глазами.

— Сам написал? — поинтересовался Василий. — Ничего так, симпатично. Может, я тебя к креативам привлеку...

И, видя непонимание на лице домового, пояснил:

— Ну, когда зазывать народ будем, я тебе объясню, что нужно сказать, и ты ясными для них словами всё и изложишь. У меня, типа, сложности с коммуникацией. Говорю не по-вашенски.

—

А! — просветлел Молчан. — Уразумел. Отчего бы и не помочь добру молодцу? Ежели надоть помочь, это я могу...

Воодушевившись, он достал ещё кусок бересты и продекламировал:

— Как намедни у прогалины, где чепыжник расшеперился,

Я портки-то рассупонивал...

Василию пришлось выслушать ещё несколько сочинений и восхититься ими.

Он узнал чуть больше, чем хотел, о том, как Молчан проводит утро. Потом, прислонившись к стене и задумчиво кивая, изо всех сил старался не уснуть, пока домовой читал на удивление длинную и унылую историю о старом изношенном лапте.

Сдавшись, Василий опустился на пол (лавок всё равно не было). Молчан, грозя кулаком, уже проклинал Казимира, змея лютого, и жалел царя Борисушку. Горка берестяных листов у его ног всё росла.

Слова домового слились в один невнятный гул. Веки опускались сами собой, голова клонилась...

— Никак ты спишь, Вася? — обиженно спросил Молчан.

— Да я киваю просто, — сказал Василий. — А глаза закрываю, ну, чтобы лучше всё представить.

И широко зевнул.

— Ладно, мне как бы пора. Ты бересту мне дашь?

— Так чистой нетути, — развёл руками домовой. — Вона, всю исписал. Ты ежели добудешь, и мне тож принесть не позабудь. Мне ить надоть.

— Ага, — сказал Василий, не особенно успешно скрывая раздражение. — Ну, тогда рад был послушать. Пойду, мне ещё к плотнику зайти.

Но сперва ему пришлось разобраться с Хохликом. Тот уже куда-то задевал серп, прибрал к рукам и делал вид, что никакого серпа и не было. Зато не успел убрать лопату, и Василий сказал, что заберёт её, раз так.

Хохлик верещал, аж соседи начали собираться. Болтался на ручке лопаты, обхватив её руками и ногами, и клялся, что никакого серпа и не видал.

— Я к кузнецу вашему вчера ходил, — использовал Василий последний аргумент. — Вот он этот серп и сделал. Мне его посоветовали в огне прокалить, чтобы заразу всякую вытравить, но я ещё не успел.

Хохлика как ветром сдуло, а ещё через мгновение серп лежал на земле.

— На, забери! Что ж ты совал мне этот серп поганый! — завизжал коротышка. — Помру теперя, ох, помру!

Василий дослушивать не стал.

Он нашёл плотника, широкоплечего парня с копытами. Тот, жуя соломинку и задумчиво глядя из-под густых тёмных бровей, очень внимательно выслушал всё, что сказал Василий: и про лестницу, и про рукоять серпа, и про то, что половину изб нужно подновить, а ещё построить гостиный двор в два, нет, лучше в три этажа, и ставни чтобы с узорами, и двери резные. И забор поставить там, где луг, вдоль дороги, чтобы без билета никто не прошёл. И лестницу не забыть, она, может, завтра понадобится. И вообще все ставни и двери можно заменить, а у родничка поставить лавки со спинками,

или нет, даже беседку. И обязательно нужна лестница, прямо в первую очередь.

Плотник кивал, перебрасывая соломинку из одного угла рта в другой, а дослушав, сказал только одно:

— Я не плотник.

Василий даже опешил.

— А раньше ты, блин, сказать не мог? — спросил он.

— Я древодел.

— Тьфу, так бы и сразу... Но ты, в общем, сделать-то всё это можешь?

Парень отрицательно помотал головой.

— Окей, — сказал Василий. — Поищу другого плотника.

И когда он уже развернулся и почти ушёл, парень сказал ему в спину:

— Никак не сделать. Дерева нет.

— Да у вас этого дерева! — возмутился Василий. — Целый лес!

— Ну, ежели с лешим договоришься да привезёшь мне дерево, так о чём и спорить, — пожал плечами парень. — Всё сделаю.

— Да я и с чёртом лысым договорюсь!..

— С чёртом незачем, лес — не его владения, — меланхолично заметил плотник.

Недоделанный серп Василий оставил ему, на том они и распрощались.

Василий решил, что день прошёл плодотворно, и было бы неплохо пообедать и вздремнуть на полатях до ужина. Но после обеда пришлось таскать воду — Марьяша затеяла стирку, потом топила баню. Банник ругался из-под лавки и грозил ошпарить.

Потом вместе с Тихомиром они искали лестницу. Василий очень старался.

— Упёрли, паскуды, — огорчился староста и наконец сдался, махнул рукой.

— Ты что ему не сказала? — прошептал Василий.

— Он и так Гришку не любит, — тихо ответила Марьяша. — Не выдавай, Васенька!

Он пообещал.

А когда этот долгий день кончился, погас, утих, когда в доме все уже легли и староста принялся похрапывать, когда засопел в своём углу и Волк, Василий ощутил сквозь дремоту, как длинные холодные пальцы сжимают горло, и кто-то хрипло зашептал на ухо:

— Отступись, отступись, отступись!

Глава 10. Василий мирится

Утро выдалось безрадостным.

Начать с того, что Василий не выспался. Поспишь тут, когда тебя хватают за горло! Само собой, как только смог, он поднял шум, разожгли огонь, но никого не нашли. Дверь была заперта, а окно открыто — значит, этим путём кто-то и пришёл, но неясно, почему Волк не лаял. Спал себе, а когда разожгли лучину, посмотрел узкими со сна глазами.

— Тоже мне, ярчук, — упрекнул его Василий. — Меня убивают, а он спит!

— Да уж так и убивают, — не согласился Тихомир. — Пужают ток. Допрежь бездельничали, а нынче Добряк велел в кажном дворе порядок навесть. Ну, знамо дело, его-то не полезут за горло хватать, берендей и сам кого хошь ухватит, а тебя вот... пужают.

Василий не согласился.

Окно закрыли, но легче ему не стало, поскольку Марьяша проговорилась, что это не поможет. Вот были бы обломки кос или ножей, сказала она, чтобы воткнуть в притолоку, а так — хоть закрывай, хоть не закрывай... А у них тут каждая вещь на счету, обломков не сыскать, да и не по-людски это — от соседей защиту ставить. Всё ж то один заглянет, то другой, заметят заслон, обидятся.