Рекламщик в ссылке для нечисти

Бронзова Полина

— А чего сразу я? — не согласился Василий, но его особо и не спрашивали.

Прямо сейчас к Добряку он, само собой, не хотел. Нужно ещё подумать, подготовить речь. Как просить, с уважением? Или сказать как само собой разумеющееся: мол, дело движется, пора бы и дерево везти...

— А в лесу без спроса прямо ничего не взять? — уточнил Василий. — Ни ягоды, ни грибы, ни бересту?

— Рубить-то нельзя, а бересту — отчего ж, можно, — ответил Тихомир. — Про кажную ягоду ведь не станешь вопрошать.

Так что Василий решил идти за берестой. А там, если повезёт, и вечер наступит.

Марьяша

вызвалась идти с ним, показать, где растут берёзы. Мудрик собирался остаться на берегу, поглядывал на водяниц, но они ушли, не захотели сидеть с ним одним. Василию даже стало за него обидно.

Так что к лесу пошли втроём, и хорошо: на полпути вспомнили, что идут без ножа, и Мудрик вернулся к бабкиному дому, благо недалеко. Хороши бы они были, если бы вернулись домой с пустыми руками!

Лес был по большей части хвойный, но у одного края молодые, редко стоящие сосны и ели соседствовали с раскидистыми клёнами и могучими дубами, как будто два леса шли навстречу друг другу, да тут и встретились. Как и на лугу, здесь было тихо, но тишина стояла другая, глухая, безветренная, только где-то вдали щебетала птица, и ей иногда вторила другая. Кроны сомкнулись над головой зелёным пологом, и солнце пятнало его.

Волк отставал, что-то разнюхивая в высокой траве. Василий подумал, не нацеплял бы клещей. Придётся проверить дома.

А потом он заметил выжженный ровный круг, обсаженный грибами, и что-то шевельнулось у края, тоже чёрное — жабы и змеи! Марьяша ахнула, прижав ладонь к груди, и Мудрик остановился.

Василий потянулся к телефону, чтобы сделать фото, вспомнил, что телефон сожран Гришкой, и подхватил Волка на руки. Тот извивался, тяжёлый, но отпускать было нельзя. Полезет ведь, дурак такой, а если змея ужалит, как его лечить? Ветклиники тут нет, противоядий тоже. Будь ты хоть Вещий Олег, не спасут.

Над головой хрипло каркнула ворона, и жабы запрыгали прочь, и змеи зашуршали в траве, уползая. Василий только надеялся, что ни одна не ползёт в их сторону.

— Ведьмин круг! — выдохнула Марьяша. — Откуда? Нет у нас ведьмы, то мне ведомо точно!

— Ну да, а ведьмы так сразу и говорят: я, мол, ведьма? — скептически сказал Василий, отпуская Волка. — Вот, как видишь, ведьма тут есть.

И тут же, вдохновлённый новой мыслью, спросил:

— А как её найти?

Ведь ему, может быть, и не обязательно искать колдуна. Может, вернуть его домой сумеет и ведьма.

— Ежели до сих пор мы о ней не прознали, да лешие не донесли, то не хочет она объявляться, — безрадостно сказала Марьяша. — Пришлая, может: нам-то выйти хоть и нельзя, а другим людям сюда путь не заказан. Творит ворожбу на нашей земле, тут ей, видать, сподручно вершить дела свои чёрные...

И добавила, подняв на него испуганные глаза:

— Боязно мне, Вася, дело-то недоброе. Бродила я тут на днях и круга этого не видала. Лихо деется, лешего бы поспрошать...

— Спросим, конечно, — согласился Василий, а сам уже пожалел, что сунулся за берестой. Казалось бы, что такого, круг и круг — он даже, кажется, читал, почему грибы могут так расти, — но эта выжженная трава, гадюки, жабы... И два человека стоят рядом с круглыми глазами, паникуют, и Волк рычит. Тут, в общем, и сам занервничаешь.

— Сейчас мы очень быстро добудем

бересту, — сказал он, оглядываясь, — а потом свалим отсюда нафиг.

Поднялся ветер, загудел, раскачивая ветви, и невидимая ворона каркнула опять, как будто рассмеялась хрипло и коротко.

Глава 11. Василий ссорится

Следующие несколько дней прошли относительно тихо и мирно. Не то чтобы совсем, но могло быть и хуже. Всегда может быть хуже.

Дядька Добряк проследил, чтобы в каждом дворе вырыли компостные ямы, а потом заставил приняться за бурьян и расчистку дороги. Местные ныли и отлынивали. Если видели Добряка, что-то щипали для вида, а проходил — бросали работу. Василия они и вовсе не стеснялись, болтали на лавках, лежали на траве, поплёвывая в небо, лузгали семечки и сорили тут же, как будто и знать не знали ни о каких компостных ямах.

Василий ходил злой, потому что по-глупому поссорился с Марьяшей.

Вот это, то самое, что его душило, пришло и на следующую ночь, а когда он потянулся за серпом, никакого серпа в изголовье не оказалось. Выяснилось, что Марьяша вернула его дядьке Добряку, но не предупредила. И окно кто-то приоткрыл, хотя Василий просил этого не делать и лично проверил, когда ложился, что всё заперто.

— Да тебе вообще пофиг, если меня убьют! — сердито кричал он, растирая шею. — Давай, скажи, что ты не специально! Смерти моей хочешь? Я вам мешаю, да? Так бы и сказали! Всё, я пошёл тогда...

— Ох, лишенько! Куда ж ты пойдёшь среди ночи, Васенька? — причитала Марьяша, не пуская его к двери.

Тихомир почёсывал в затылке, потом махнул рукой и выставил на стол медовуху. Всё одно, сказал, с вами не уснёшь, так вот, чтоб мысли мрачные отогнать...

Мысли отогнались, но не особенно далеко. Этот, который приходит, ладно если просто попугает и отступится. Но что если это у него, скажем так, план А, и если Василий не бросит дело, ему вообще конец? А если бросить, то как вернуться домой? Разве есть выбор?

Василий потребовал отдельный дом.

— Вот смотри, — объяснял он кузнецу, показывая рисунки на бересте. — Это лезвие косы, а это типа нож. Сломанные. Ты их сразу делай сломанными, понял? Мне нужны только обломки лезвий. Ты понял, да? Штук пятьдесят... Сто. Ты знаешь, сколько это? Вот такая куча, короче.

Кузнец только молчал и смотрел, но принялся за работу почти сразу же, как Василий ушёл, и к вечеру сделал всё как велено. Вышла полная корзина, едва удалось дотащить.

Дом, конечно, выделили самый убогий, на который никто не польстился. Рядом стоял хлев, тут же держали гусей. Воняло будь здоров, но Василий всё равно не собирался открывать окно.

— Васенька, слово даю, не желала я тебе зла! — повторяла Марьяша. — Дядька Добряк меня встренул, спросил про серп, я и отдала, а сказать о том позабыла.

— Ага, — хмуро отвечал Василий, не глядя на неё.

Она пришла помогать. Принесла одеяло, вымела полы, развесила какие-то сушёные травы на балках — от скверного запаха, впрочем, не помогло. После взялась тоже втыкать лезвия в косяки и притолоки, и всё не унималась.

— А окно это... Душно ведь, трое в доме, да с вечера печь топилась. Приоткрыла немного, ведь не думала я...