Реконструктор
Шрифт:
– Да че ты несешь-то! – не унимается дед. – Ай со мной спорить станешь?! Дык я-то постарше тебя буду и знаю больше!
– Прости, Ерофеич… – Петрищеву уже трудно говорить. – Но я чую…
Дед замолкает, обреченно машет рукой и выходит во двор. Садится на бревно и свертывает самокрутку. Он что-то ворчит себе под нос, но никто из нас не разбирает этих слов.
Сборы не заняли много времени. Да и что было собирать-то? Винтовка и патроны при себе, копченое мясо, завернутое в листья лопуха, убрано в вещмешок. Носилки для Петрищева быстро соорудили из вырубленных в лесу жердей и плащ-палатки.
Вот и все.
Прощаюсь с ребятами, мы обнимаемся, хлопаем друг друга по плечам.
По умолчанию четверо из нас тащат носилки с Виктором. Один идет впереди, а последний топает сзади. Никакого другого варианта построения тут не придумать.
До границы болота нас провожает Ерофеич. Он мрачен и молчалив. Только выйдя на сушу, он подходит к Петрищеву и берет его за руку.
– Ну… прощевай, Витя. Не свидимся мы с тобою, должно,
– И ты, дед, прощай. Спасибо тебе – от всех нас спасибо!
– Да ладно! – машет рукою Ерофеич. – Что ж тут такого, особенного?
И мы уходим. Медленно пересекаем поляну и скрываемся в подлеске. Идти теперь можно только так…
Проводив глазами уходящую группу, дед устало присел на пенек. Вот и еще двое ушли… а сколько их еще будет?
Он достал кисет, свернул самокрутку. Легкий дымок поднялся к нависавшим над ним еловым лапам. Надо передохнуть. До кордона еще путь неблизкий, а ноги… они уже не те, что были когда-то. Посидев еще минут двадцать, он поднялся. Забросил за спину полупустой мешок и привычно свернул на знакомую тропу.
И не заметил, как в паре десятков метров за ним сверкнули из-под нависших веток чьи-то внимательные глаза…
заместителю военного коменданта
района майору фон Крамеру
Докладываю вам, что 18.07.1942 г. при проведении поисковых мероприятий нами был задержан местный житель – Огарков Павел Ерофеич, 1870 г. р. При советской власти он служил лесником и хорошо ориентируется в окружающих лесах. По полученной нами информации, он являлся тем самым лицом, к которому для получения информации и направлялась группа партизан из отряда «Мстители».
На допросе Огарков отказался отвечать на вопросы. После применения мер форсированного воздействия показал, что к нему в мае текущего года действительно обратился ранее незнакомый командир Красной армии и попросил принять на лечение двух своих раненых солдат. Огарков эту просьбу выполнил, разместив солдат на острове посредине болота, где и ухаживал за ними до настоящего времени. Сообщить об этом в комендатуру не захотел, проявив тем самым враждебное отношение к германской армии. 17.07.1942 г. к нему явилась группа вооруженных людей и потребовала обоих раненых, которых Огарков им выдал. Один из раненых еще не мог ходить и находился в тяжелом состоянии. Но пришедших это не смутило, и они забрали его с собой на носилках. О чем разговаривали между собою пришедшие и раненые – неизвестно, он находился в стороне от места разговора. Слов не слышал, и содержимое разговора ему неизвестно. Со слов Огаркова, оба раненых – обычные бойцы Красной армии. Офицеров среди них не было. Никаких бумаг и прочих вещей при них не имелось.
Будучи допрошен относительно местонахождения острова, согласился его показать и 19.07.1942 г., в сопровождении группы солдат под командованием унтер-офицера Апфельбаума, был доставлен в лес.
Углубившись в болото, Огарков потребовал, чтобы все сопровождающие его солдаты не приближались друг к другу ближе пяти метров, пояснив это слабостью почвы. Сам же, в сопровождении ефрейтора Лонзера, к которому он был прикован наручниками за правую руку, пошел вперед, указывая направление движения всем остальным. Пройдя таким образом около двухсот метров, Огарков, ударив свободной рукою ефрейтора, увлек его за собою в болото, где они оба почти тотчас же провалились в трясину больше чем по грудь. Все попытки спасти ефрейтора успехом не увенчались, и он, вместе с прикованным к нему Огарковым, утонул. С большим трудом, пользуясь оставленными на деревьях и кустах метками, группа выбралась на твердую землю. Обнаружить остров не удалось.
Исходя из полученной информации, можно сделать вывод о том, что уходящая группа уносит с собою раненого, который располагает сведениями о местонахождении тайника, сделанного погибшим командиром разведывательно-диверсионной группы русских. Мною дано указание при первой же возможности бесшумно изъять одного из партизан для подтверждения или опровержения этих данных.
Вот уже третий день мы идем по лесу. Все уже вымотались и устали, настроение неважное, если не сказать больше. Вчера исчез Пашка Ломакин – тот самый вихрастый парень. Он с момента нашей встречи на острове проникся ко мне каким-то нездоровым чувством. Видать, не мог простить своей оплошности. Все мои попытки найти с ним общий язык ничем не увенчались, он по-прежнему недружелюбно на меня косился. В какой-то момент удалось застать его за тем, как он расспрашивал обо мне Петрищева. Увидев, что я подхожу, он быстро свернул разговор и отошел к кустам. Ну вот скажите на милость, чем я не потрафил ему? Тем, что в болото упасть не дал?
Утром твердо решаю переговорить с ним в присутствии командира группы – уж от него-то он увиливать не станет!
В очередной раз сменив носильщика, замечаю, как Ломакин отстает от нас: его очередь идти в арьергарде. Он скрывается за кустами… и все. Больше мы его так и не увидели. Отойдя на километр, командир, почуяв неладное, приказал оставить носилки под охраной двух бойцов, а все остальные, в том числе и я, потопали по своим следам – искать Пашку. Ага, с таким же успехом мы могли попробовать спилить дуб перочинным ножом – это даже вышло бы скорее.
Никаких следов Ломакина мы так и не нашли, он словно растворился в воздухе. Пробовали даже его окликать –
– Как ты? – спрашиваю его, усаживаясь на песок рядом. А винтовку кладу так, чтобы при необходимости стрелять прямо из этой позиции.
– Нервничаешь? – кивком указывает на нее Петрищев.
– А ты? Ломакин непонятно куда и как пропал… да и вообще…
– Ты тоже что-то такое чуешь?
– Ну да, – не кочевряжусь и сразу соглашаюсь с ним. – Нехорошее чувство. Как тебе сказать… словно ночью по улице идешь, кругом свет, фонари – и все меня видят. И я, светом этим ослепленный, толком ничего и разглядеть-то не могу! А чую, что кто-то смотрит на меня, недобро так…
– Да… ты вот что… Гранату мне дай, у тебя в вещмешке есть, я видел.
– Да не вопрос. Дам, конечно. Зачем тебе?
– Мало ли… Только чтобы не видел никто, добро?
Улучив момент, сую ему под бок тяжелую толкушку М-24. Виктор тотчас прикрывает ее шинелью.
– Вот и добре. Теперь спокойнее как-то стало.
Что-то не по душе мне такое вот настроение Петрищева. Он что, не доверяет нашим сопровождающим? Непохоже… А вот надежды на них, как на опытных бойцов у него, совершенно очевидно, нет. Впрочем, у меня ее нет тоже. Да, по лесу они ходить могут. Правда, ничуть не лучше меня (или это я так зазнался?). Да и вояки из них… мягко говоря, не слишком сильные. По сторонам особо не смотрели, и только сейчас, после необъяснимого исчезновения Ломакина, стали вести себя осторожнее. С одной стороны, я их понимаю. Свой лес, немцы его не шибко-то и любят, оттого партизаны тут как у себя дома. А с другой стороны, на ум все время приходят те самые «охотнички». Ладно, десяток их удалось прикопать еще около лагеря. Да и нехило их легло в овражке – я заметил на тех солдатах знакомую форму. Но где десяток, там и второй отыскать можно. И уж тем более, получив такую основательную плюху, немцы этого просто так не оставят. Они парни упрямые и рыть землю могут долго. А уж в чем в чем, а в умении грамотно подготавливать подобные мероприятия им отказать нельзя. Неужели местные партизаны этого не знают? Послушав их разговоры, убеждаюсь в двух вещах. Первое – они не местные, их отряд расположен совсем не в этом районе, а где-то километрах в семидесяти отсюда. И второе – с такими фрицами они пока не сталкивались и, что это за ухари такие, ничего не знают. К сожалению, все мои осторожные попытки внести ясность в данный вопрос натолкнулись на откровенное непонимание. Нет, выслушать меня все-таки выслушали. Но на этом все и закончилось. Никто никаких действий предпринимать не стал. И командир их, пожилой дядька Никанор Степанович, тоже ничего не стал менять в заведенном распорядке. А когда я предложил (по собственной инициативе!) пробежаться вокруг и посмотреть, пресек мои поползновения самым решительным образом.
– Нам одного Пашки хватит! И так уже носилки тащить замаялись!
И – финиш!
На этом все мои попытки что-то изменить завершились.
заместителю военного коменданта
района майору фон Крамеру
Докладываю вам, что 20.07.1942 г. поисковой группой под командованием обер-фельдфебеля Лахузена был скрытно захвачен партизан из числа пришедших за ранеными русскими диверсантами. Им оказался житель соседнего района Ломакин Павел Михайлович, 1924 г. р. Будучи допрошен, Ломакин показал, что состоит в партизанском отряде «Мстители» около полугода. Две недели назад руководство отряда получило указание вторично выйти в район уничтоженного нами лагеря, попутно забрав с собой уцелевших диверсантов, которые могли что-то знать о пропавших документах. Указанные диверсанты после ранения были оставлены на острове посредине болота, о котором ранее уже сообщалось. Прибыв к леснику, партизаны были им сопровождены на остров. Раненых там оказалось пять человек, но ходить мог только один. В ответ на расспросы один из лежачих раненых – Петрищев Виктор – пояснил, что портфель полковника Хильгера мог быть спрятан в специальном тайнике. Данный тайник заминирован большим количеством взрывчатки и оборудован ловушками. Петрищев пояснил, что вскрыть тайник сможет только он, любой другой, попытавшись это сделать, погибнет на месте. Исходя из этих соображений, командир группы партизан Горев Никанор Степанович принял решение доставить Петрищева в лагерь, чтобы он выполнил операцию по вскрытию тайника. С этим надо было спешить, так как состояние раненого внушало серьезные опасения.
Со слов Ломакина, дорога к острову очень трудная, и оставшиеся там раненые без посторонней помощи оттуда не выйдут, тем более что не способны самостоятельно передвигаться. В связи с этим считаю, что дальнейшие мероприятия по поиску дороги на остров можно прекратить ввиду их нецелесообразности.
После проведенного допроса из-за невозможности дальнейшего использования пленный был расстрелян.
Исходя из полученных сведений, считаю целесообразным обеспечить дальнейшее беспрепятственное передвижение партизан к разрушенному лагерю, где они самостоятельно вскроют тайник и обезвредят все ловушки. После этого, в зависимости от сложившейся обстановки, силами моего отряда будет произведено их задержание или уничтожение.