Рекрут
Шрифт:
– Я знаю, господин Шумов. Но дело и в правду крайне деликатное...
– старичок и в правду переживал. Он не волновался, что бы у него не творилось на душе, он давно это загнал в себя. Он жил с этим чувством. Но что-то было в этих глазах, в этом голосе. Это как... вы когда нибудь видели тех людей, чьи родные пропали без вести. Они смеряются или перегорают. Надежда и страх, они где то глубоко... я не знаю как я так научился читать людей. Опыт наверное. Старичок достал из чемодана фотографию, и положил её передо мной. Я взял её.
Это была девушка, симпатичная брюнетка, с чёрными волосами, большим носом, острыми скулами. Слегка восточная внешность. Она сдержанно улыбалась. Я посмотрел на старика. Уж не "невесту" ли потерял этот старый засранец. Потом я конечно себя одёрнул.
– Это Мишель Фарух. 27 лет. Закончила Сорбону. Знает три языка сносно, и ещё на двух говорит бегло, включая русских... она возможно находиться в вашей стране.
Я наверное так посмотрел на гостя, что тот вздохнув, понял что моё мнение о нём меняется не в лучшую сторону.
– Я... я расскажу вам в чём дело. Поймите, я знаю какие люди подчас пользуются вашими услугами. Но я не какой то старый извращенец или цербер корпорации.
Я снова улыбнулся.
– Господин Бериньё, если бы вы были цербером корпорации, вы бы послали за ней свою службу безопасности.
– Проблема заключается в том, что именно это ей и грозит... вы не записывайте?
Вообще то, я включил диктофон как только вы вошли.
– Я указал гостью взглядом на свой смартфон. Я его действительно включил, один клик всего. А ещё с края стола я взял ручку и блокнот. Дам вам совет, записывайте всё и вся. Порой сказанные слова и поведанные истории, стреляют пуще САУ.
Я расскажу вам, всё с самого начала.
– старик сделал первый глоток, поёрзал в кресле и начал рассказ спустя какое то время.
– Мишель не моя любовница, она мне как дочь. Её отец, марроканец, Далиль Фарух... и её будущая мать, Айрин Анже. Мы были друзьями ещё с института. Хорошими друзьями, пусть даже шли разными путями. Я был для Мишель добрым дядюшкой с момента её рождения, до тех пор пока... когда её было 16, её родители попали в автокатастрофу. Она осталась одна, её родственникам со стороны матери, она не была нужна вообще. Поэтому я взял на себя заботу о её попечительстве. Я дал ей всё что мог дать, благо, уже тогда мой бизнес процветал. Она, как вы должно быть поняли, умница. Закончив Сарбону, она работала бухгалтером в нескольких мелких фирмах. Но её не устраивала такая работа. Понимаете... она перфекционист. Ей нужно, что бы всё делалось идеально. И она действительно была очень способной.
Я лишь кивал и кое что помечал. Прилежная девушка, спец по финансам? Умная, независимая, французская женщина. Пока всё так и пишем.
– В конце концов, её заметили и пригласили на работу финансовым аналитиком в одну крупную корпорацию. "Кайзер Групп Интернешнл".
Стоп. А вот это вот интересно.
– "Кайзер Групп"? Я слышал про них, компания отнимающая долю рынка у Монсанто, долю рынка у Сименс, долю рынка у BP. Ничего особенного, нигде они лидерами не стали, но всё же преуспевают.
– Вот вы наверное и понимаете, какая это была удача. Её заметили, и дали возможность работать. И уже через девять месяцев она получила два повышения. Она была на хорошем счету, её уважали, ей прочили головокружительную карьеру...
– старик замолчал, смотрел вперёд. У меня что-то ёкнуло.
– Так и вышло, она сделала карьеру. Поднялась довольно высоко. Два года назад она перебралась в Роттердам, где находился их центральный офис. Работала фактически, на совет директоров. Ещё два года, и она бы в 30 лет добилась столько, сколько многие её ровесники не добьюся никогда. Она гордилась этим, говорила что как только она займёт своё место в совете, она больше ни в чём и никогда не будет нуждаться. Сказала, что уже начинает подумывать о семье. И всё такое. Но главное, это чувство причастности, к чему то великому, чем то важному... простите. Это так патетично...
– Я понимаю. Продолжайте, прошу.
– Где то с месяц назад, она начала меняться. У неё начался стресс. Затем она впала в депрессию. Она ничего не рассказывала. Узнал лишь то, что она порвала со своей... девушкой. В общем, это нормально для сотрудника той компании. Ведь это же... я человек старой закалки. И для меня вся эта корпоративная этика, это чисто крысы в банке.
– Пауки.
–
– Пауки в банке.
– Да! Да, точно. Пауки в банке. В общем, это было бы нормой. Тем более, в мире кризис, экономика в глубокой рецессии. Грядёт вторая великая депрессия. Но ведь она была так высоко... но всё становилось только хуже. Я пытался понять её, узнать в чём дело. Но не смог. А потом... А потом она пропала. Она позвонила мне, девять дней назад. Позвонила и сказала, что бы я не пытался с ней связаться. Что она сама меня найдёт. Что она вынуждена бежать из страны. Сказала, что её обьявят преступницей... я узнал что случилось. В пригороде Амстердама сгорел офис транспортной дочерней фирмы, что принадлежал "Кайзер Групп". Погибших и пострадавших небыло. Официальная версия, проблема с электропроводкой. И одновременно с этим, я узнал что Мишель обвинили в промышленном шпионаже, то ли в пользу конкурентов, то ли в пользу неких политических групп... Господи. Ко мне в дом приходила французская контрразведка! Они моих сотрудников перепугали досмерти. Обещали прикрыть мой бизнес, обвинял Мишель в том, что она поддерживает каких то экотеррористов, которые грозили взрывать нефтяные вышки в Азербайджане! Что она собиралась помочь им осуществить атаки на биолаборатории и химические заводы!
– Старик распалился, перейдя чуть ли не на ор. Он был в ярости... и в отчаянии. Он трясущемеся руками поднёс стакан и сделал два глубоких глотка, и вроде бы успокоился, выдохнул и продолжил.
– Господи, вы ведь сами понимаете, какая это чушь.
– Но ведь есть и другие инстанции. Интерпол...
– Я обращался. Меня выслушали, и сказали что они сделают всё что в их силах. Вы ведь бывший служащий Российской юстиции. Вы лучше меня знаете, Интерпол не имеет никакого веса от слова вообще. Эти сукины дети... вы ведь тут в России, помните Гаагский Трибунал. Не мне вам рассказывать про то, что из себя представляет международное право.
Я это знал, так что спорить не стал.
– Почему вы считаете что она в России? И уж тем более, что вероятнее всего, но всё же, она в Москве?
– Как я уже вам сказал. У меня здесь в России, хорошие друзья, обширные связи. Я узнал что неделю назад, в Калужском международном аэропорту с самолёта вошла гражданка Швейцарии, похожая на Мишель как две капли воды. И узнал, что она села в автобус до Москвы. Это не так просто было узнать. Но я уверен, абсолютно, что это она, и она в Москве.
В принципе, шаг вполне логичный. Имея на хвосте всех правоохранителей Евросоюза, логичнее всего бежать как можно дальше. Можно и в Россию, чем не вариант. От Евросоюза это спасёт. А вот насчёт эмисаров корпорации...
– Вы ведь понимаете, что такие крупные компании не прощают плевков в свою сторону.
– Понимаю... и поэтому я прошу вас, найти её. У "Кайзера" обширны связи в вашей стране. Но всё же их влияние у вас не так сильно как в Евросоюзе. И... слушайте, я понимаю. Это дело крайне необычное, и опасное. И конечно я могу обратиться к вашим властям. Но она обьявлена в розыск Интерполом. И я боюсь, что ваши власти могут осудить и посадить её. А она этого не заслужила. Она заслужила честного суда... Вы ведь сами понимаете. Она что-то узнала, что-то страшное. Ведь у этих ублюдков, там наверху, всегда куча грязных секретов. И она попала в передрягу. Я...
– Старик сделал ещё один глоток, оставив немного воды на донышке.
– Слушайте, я старый. Очень старый. Прежде чем положить трубку, в тот вечер... она сказал что любит меня. И я люблю её... мы с Марго не могли иметь детей. И воспитывали Мишель как свою дочь. Марго нет со мной уже шесть лет, но благодаря Мишель и моему делу, меня ещё не прибрал Господь к себе... Я очень стар, Гаврила. Мой текстильный бизнес скоро уйдёт моему племяннику, он хороший парень, способный и умный, он заслужил это дело. Но часть доли принадлежит Мишель, и я обязан её отдать её прежде чем... Я должен знать, что она в безопасности. Я хочу что бы вы нашли её, защитили её, и смогли доказать, что она ни в чём не виновата. Что бы я смог увидеть, что она будет жить, будет счастлива. Она моё наследие, самый дорогой человек что у меня есть, единственная кто у меня есть. Я хочу что бы вы спасли её.