Реквием опадающих листьев
Шрифт:
— Очень просто. Ты должен уделить мне время.
— А я что сейчас сделал?
— Орал на меня! — Девушка взяла его за волосы на затылке. — Ты меня не бросишь, я от тебя не уйду, мы бессмертны, значит, я могу получить все что пожелаю. А все, что я желаю, — это твое время.
Лайонел прошелся, держа ее на руках, вдоль дома.
— Ты намерена теперь во всем добиваться своего лишь на том основании, что я не брошу тебя и мы бессмертны?
Катя легонько укусила его в шею.
— Не изобьешь же ты меня за одно стремление быть ближе
— Хм, — усмехнулся он, — какая наивная самоуверенность.
Лайонел остановился на углу четырехэтажного здания, где виднелся узкий проход, по которому зимой она вбежала во двор, чтобы спрятаться. Катя тоскливо посмотрела в сторону, где некогда стоял большой страшный обугленный дом с черными проемами окон. В нем Лайонел впервые ее поцеловал. Иногда она приходила сюда на минуту-две, просто посмотреть на это место. Стоило закрыть глаза, и казалось, у нее вновь выскакивает сердце от страха при виде вампира с холодными мертвыми глазами. Казалось, ей вновь не хватает воздуха из-за морозной свежести, запаха древесины и от поцелуя кружится голова. Однако воспоминания были далекими-далекими.
Такое чувство, что с тех пор прошло много-много лет, — вырвалось у девушки.
Время беспощадно к бессмертным. — Молодой человек посмотрел на чуть просветлевшее небо и резко приник к ее рту. В голове звучал ноктюрн «Разлука» Глинки. Губы влюбленных, под тоскующие звуки фортепиано нежно слились в одном музыкальном сердцебиении.
Глава 14
Волчья шкура
Вильям сидел в кресле и прислушивался к шепоту, доносившемуся с другого конца коридора, где располагалась комната Кати.
«Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее».
Едва ли чье-то цитирование Евангелие от Луки могло показаться романтичным. Но только не в случае, если проповедник говорил голосом Лайонела. Этот монолог стоил многих самых красочных признаний в нежных чувствах от прочих мужчин. Его голосу, словно сотканному из чистейшего куска льда, разбитого на мириады перезвонов, хотелось подчиняться как ладони, направляющей в любовной игре.
Брат мог говорить о чем угодно, даже зачитывать на память Библию, и при этом слушатель боялся лишь одного — что наступит тишина.
На улице светало, Вильям ждал уже второй час, но Лайонел не сильно спешил. А его сотовый телефон на столе между тем каждые десять минут оживал, настойчиво взывая к своему хозяину.
Вильям взял золотую печать в форме Ягуара и повертел в руках. Звуки доносившегося голоса не давали ему сосредоточиться. Перед глазами стояла залитая лунным светом постель, а на ней двое: брат и рыжеволосая девушка. Образы из прошлого перемешались с фантазией и мучили, болезненно сжимая сердце в груди.
Когда же шепот стих, молодой человек поставил печать на место и затаил дыхание, прислушиваясь. Золотая ручка повернулась, дверь отворилась, и вошел Лайонел, на ходу застегивающий
Вильям окинул его быстрым взглядом, задержался на обнаженной груди и, ощутив толчок в сердце, в смятении отвел глаза. А брат перестал застегиваться, оставив ворот распахнутым на три пуговицы, и поинтересовался:
— Чем обязан?
Вильям нервно вцепился в подлокотники кресла и, стараясь не смотреть на брата, промолвил:
— Я был у Бесс и видел альбом с ее фотографиями. Принес тебе. — Он указал на стол.
Лайонел раскрыл альбом, пролистал его и, видно, не найдя его интересным, сел в кресло и принялся просматривать пропущенные звонки, порекомендовав:
— Продолжай.
— Я видел ее раньше множество раз и помню об этом.
Брат поощрительно кивнул.
— Разве это не странно? Сколько девочек жило и живет на нашей улице, почему же именно она?
— Метку нашел?
— Нет. — Вильям вздохнул. — Нет у нее никакой метки!
Лайонел вскинул брови.
— Это все?
Вильям замялся и нехотя признал:
— Есть еще кое-что…
— Да?
— Волк.
— Йоро?
— Нет, то чучело, которое Бесс притащила в день, когда ты встретил ее возле дома.
— И что?
Молодой человек коротко рассмеялся.
— Тут такое дело… Я хотел его немного развернуть, а его с места не сдвинуть!
— Как это? — наконец заинтересовался брат, подняв глаза от телефона.
Вильям развел руками.
— Он как будто прирос к полу, а его глаза… Все время, пока я там находился, меня не оставляло чувство, словно они наблюдают за мной. Так странно. Бесс — она иногда смотрит на него как на… как на…
— Живого? — подсказал Лайонел.
— Точно, — с облегчением покачал головой Вильям. Помолчал и нерешительно прибавил: — Я рассказал ей. О нас.
— Ну да, конечно, — презрительно скривился брат. — Разве ты мог иначе, ведь в глазах каждой смазливой девчонки ты должен выглядеть несчастной жертвой.
Молодой человек покосился на него.
— О, вижу, в своих воспоминаниях ты перевел Катю из разряда серых молей в разряд смазливых девчонок. Большая честь.
Лайонел швырнул в него альбом, проворчав:
— Ладно, не важно. Это твоя Бесс по каким-то непонятным причинам вошла в нашу жизнь…
— В нашу, — повторил Вильям с дразнящей улыбкой.
Брат не оценил его юмора и сухо продолжил:
— Девица непростая, все указывает на то, что она из Отмеченных. Бесстрашна, не болеет, у нее потрясающая память, девчонка хороша собой, ее представления о морали кощунственны, она задыхается в церкви, свечи от одного ее появления гаснут и превращаются в руках в воск. Однако метку ты не нашел.
Вильям подхватил:
— Еще ей нравится боль, риск, скорость, черный и красный цвета, вкусная еда, беспорядочные связи, деньги. Она равнодушна к мужской красоте, не испытывает обид, привязанностей, ей не бывает неловко. И она ничего не боится, кроме нежности и ласки.