Реквием в Вене
Шрифт:
Он утвердительно кивнул.
— Возможно, вы могли бы дать мне совет.
— Я уверен, что ваши поверенные в делах могут дать вам отличную консультацию.
— Сборище престарелых развалин. А я задумала нечто совершенно новое, нечто революционное. В настоящее время срок действия авторских прав на музыкальные произведения составляет всего тридцать лет. Вы не находите это вопиюще несправедливым? Я хочу предложить принятие нового закона, который продлил бы этот период до пятидесяти лет. В конце концов, я — молодая женщина, а поскольку большая часть состояния моего
Вертен посмотрел на эту маленькую женщину с чем-то вроде уважения. Он понял, что у нее внутри стальной стержень, если ее настолько волнует этот вопрос так скоро после кончины ее мужа. Возможно, это и объясняло ее отсутствие на похоронах на Центральном кладбище: Адель Штраус не любила выставлять свои чувства на всеобщее обозрение. Она была вдовой; она пронесет имя Штрауса в новый век. Это был ее долг. Вертен мало сомневался в том, что эта женщина переплюнет даже Козиму Вагнер в создании культа гения вокруг своего мужа.
— Мы могли бы обсудить этот предмет в дальнейшем, если вы не потеряете интерес к нему, — предложил он.
— Естественно, я буду заинтересована. Возможно, вы оставите свою визитную карточку.
Женщина поднялась, тем самым давая понять, что для нее беседа окончена.
— Вы не могли бы передать князю мои пожелания?
— Да, непременно, — уверил ее Гросс с истовой серьезностью в голосе.
Она вновь бросила на дородного криминалиста взгляд, который можно было оценить только как одобряющий.
— Одно только все еще озадачивает меня, — произнесла вдова, протягивая хрупкую ручку для поцелуя.
— И что бы это могло быть, дорогая госпожа? — пробормотал Гросс, наклоняясь над рукой и производя негромкий звук поцелуя еще за сантиметр до прикосновения к коже.
— Как можно объяснить такую несуразицу. Я полагаю, что это случилось в ведомстве самого князя. И должна признаться, господа, я предполагала, что сегодня вы явились именно по этому делу. Объясниться.
— Объясниться по поводу чего?
— Каким образом такое приглашение могло быть прислано по ошибке. Иоганн уже стоял одной ногой в могиле; тут пришел вызов из Хофбурга. Иоганн поднялся с постели, его невозможно было удержать. И он поехал во дворец только для того, чтобы обнаружить, что никто не приглашал его. Возвратившись домой, он слег в постель и больше уже не встал.
— Вы утверждаете, что ваш муж получил вызов из Хофбурга, возможно, из ведомства самого князя Монтенуово, будучи уже тяжело больным, — протянул Гросс. — Но когда он прибыл в Хофбург, понял, что никто не посылал за ним. То есть на самом деле послание было ложным?
Госпожа Штраус кивнула.
— У вас сохранилось это письмо?
— Нет. Я боюсь, Иоганн с отвращением сжег его, когда вернулся домой. Но это письмо убило его так же точно, как если бы кто-то нацелил ружье ему в голову и спустил курок.
На улице Вертену и Гроссу оставалось только качать головой.
— Итак, это в конце концов может быть правдой, — констатировал Вертен. — Смерть Штрауса может
— Да, — подтвердил Гросс, направляясь в сторону главной улицы, где было легче подозвать проезжающий фиакр. — Я тоже так думаю. Кроме того, из этой беседы можно вынести еще одну интересную вещь.
Вертен мысленно вернулся к разговору.
— Связь с Придворной оперой? Но нельзя же запланировать, что кто-то другой подхватит простуду.
Гросс покачал головой:
— Нет, вовсе не это. Нечто, еще упомянутое госпожой Штраус. Последние слова ее мужа: «Es muss geschieden sein — Пора прощаться». А может быть, он сказал: «Es muss die Geschiedene sein — Это, должно быть, разведенная»?
Вертен остановился на середине тротуара, уставившись на своего коллегу.
— Ей-богу, Гросс, думаю, что вы что-то уловили. Не «мы должны проститься», а «это, должно быть, бывшая жена». Имея в виду свою вторую жену, Лили. Не подозревал ли он, что именно разведенная жена прислала ему поддельный вызов из Хофбурга? Она могла затеять подобную гадость, ибо, насколько мне известно, у нее плохо шли дела после развода со Штраусом, и Лили винила его во всех своих бедах.
— Вот это, друг мой, наверняка еще одно направление расследования, — изрек Гросс.
Тем временем Берта провела утро в благотворительном заведении в Оттакринге, это было ее первое посещение за долгое время. Дом закрывался на конец июня, июль и август, и молодая женщина помогала убирать на склад книги и письменные принадлежности до будущей осени.
Она была не одинока в своих трудах. Сегодня ей помогала госпожа Эмма Адлер. Их встреча не была случайной: Берта знала, что по расписанию Эмма должна была работать в благотворительном заведении сегодня, и решила, что она может стать возможным источником сведений о тех, кто знал Малера в его студенческие годы в Вене. Ибо если Берту не подводила память, муж Эммы в то время был другом Малера.
Эмма, дочь железнодорожного инженера-еврея, встретилась с молодым врачом, Виктором Адлером, сыном состоятельного предпринимателя из Праги. Они поженились в 1878 году, на следующий год родился их совместный сын Фридрих. Еще через несколько лет медицинской практики Адлер навсегда оставил врачевание, чтобы последовать своему истинному призванию, работе в Социалистическом интернационале. Он действовал в самой гуще австрийского социалистического движения, развил бурную деятельность по организации демонстраций рабочих первого мая и поддерживал из своего собственного кармана значительное издание «Die Arbeiter Zeitung». [71]
71
«Die Arbeiter Zeitung» (нем.)— «Рабочая газета».