Реквием
Шрифт:
— Лина! — окликает меня Рэйвен. Я смотрю на разгорающийся костер, на то, как огонь вьется вокруг сосновых иголок, тоненьких веточек и ломких листьев. — Сходи проверь палатки, ладно? Скоро стемнеет.
Рэйвен развела костер в неглубоком овражке — наверное, здесь когда-то тек ручей, — он должен хотя бы отчасти защищать огонь от ветра. Она не стала устраивать лагерь слишком близко к торговому центру и его часто посещаемым окрестностям. Торговый центр высится за строем деревьев — искореженный черный металл и пустые окна, — словно инопланетный космический корабль. На насыпи,
Джулиан привязывает веревку к дереву и натягивает потуже. Наши палатки старые; они постоянно рвутся, и их приходится чинить. Они не стоят сами по себе. Их нужно ставить на колья, натягивать между деревьями и долго обихаживать, словно паруса на ветру.
Рядом с Джулианом возвышается Гордо и терпеливо ждет.
Я останавливаюсь в нескольких футах от них.
— Помощь нужна?
Джулиан с Гордо оборачиваются.
— Лина!
Джулиан радостно улыбается, но тут же опять сникает, поняв, что я не собираюсь подходить ближе. Я привела его сюда, в это странное новое место, и теперь мне нечего ему дать.
— Да нет, мы справимся, — отзывается Гордо. Волосы у него ярко-рыжие, и хотя он не старше Тэка, его борода достает до середины груди. — Сейчас уже закончим.
Джулиан выпрямляется и вытирает ладони о джинсы. Он колеблется, потом соскакивает с насыпи и идет ко мне, на ходу заправляя прядь волос за ухо.
— Сейчас холодно, — произносит он, когда до меня остается несколько шагов. — Ты бы лучше вернулась к костру.
— Я не мерзну, — возражаю я, но прячу руки в рукава ветронепроницаемой куртки. Холод терзает меня изнутри. И костер тут ничем не поможет. — А палатки неплохо смотрятся.
— Спасибо. Кажется, я уже набил руку. — Он улыбается одними губами — до глаз улыбка не добирается.
Три дня. Три дня напряженных разговоров и молчания. Я знаю, что Джулиан не может понять, что изменилось и можно ли сделать так, чтобы все было, как раньше. Я знаю, что причиняю ему боль. Что существуют вопросы, которые он заставляет себя не задавать, и вещи, которые он изо всех сил старается не говорить.
Он дает мне время. Он терпелив и благороден.
— Ты очень красиво смотришься в этом освещении. — произносит Джулиан.
— Ты никак ослеп. — Я хочу, чтобы это прозвучало как шутка, но голос мой звучит резко в разреженном воздухе.
Джулиан качает головой, хмурится и отворачивается. Ярко-желтый листок все еще торчит у него в волосах, за ухом. Мне отчаянно хочется протянуть руку и вынуть этот листик, а потом запустить пальцы в волосы Джулиана и засмеяться вместе с ним. «Вот это и есть Дикие земли, — сказала бы я. — Ты когда-нибудь мог себе такое
Но я не могу заставить себя пошевелиться.
— У тебя лист в волосах.
— Что? — Джулиан вздрагивает, словно я вырвала его из мечтаний.
— Лист. У тебя в волосах.
Джулиан нетерпеливо проводит рукой по голове.
— Лина, я…
От грохота выстрела мы оба подпрыгиваем. С деревьев за спиной у Джулиана взлетают птицы, на миг заслонив собою небо, прежде чем рассыпаться на отдельные силуэты. У кого-то вырывается ругательство.
Из-за деревьев за палатками выходят Дэни и Алекс. Оба с ружьями на плече.
Гордо выпрямляется и интересуется:
— Олень?
Уже почти стемнело. Волосы Алекса кажутся практически черными.
— Крупновато для оленя, — отзывается Дэни. Это крупная, широкоплечая женщина с высоким лбом и миндалевидными глазами. Она напоминает мне Мияко, умершую прошлой зимой, еще до того, как мы отправились на юг. Мы похоронили ее холодным днем, как раз накануне первого снега.
— Медведь? — уточняет Гордо.
— Может быть, — коротко отвечает Дэни. Дэни порезче Мияко. Она позволила Диким землям сточить ее до стальной основы.
— И как, вы попали? — излишне нетерпеливо спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Но мне хочется, чтобы Алекс посмотрел на меня, заговорил со мной.
— Разве что зацепили, — сообщает Дэни. — Трудно сказать. Но в любом случае недостаточно, чтобы остановить.
Алекс ничего не говорит и вообще никак не дает понять, что заметил мое присутствие. Он так и продолжает шагать через поставленные палатки, мимо нас с Джулианом, так близко, что мне чудится, будто я чувствую его запах — прежний запах травы и высушенного солнцем дерева, запах Портленда, от которого мне хочется расплакаться, уткнуться лицом в грудь Алексу и вдыхать, вдыхать этот запах…
А потом он начинает спускаться с насыпи, и тут до нас долетает голос Рэйвен:
— Ужин готов! Идите есть или останетесь в пролете!
— Пойдем, — зовет Джулиан и касается моего локтя. Бережно, терпеливо.
Я разворачиваюсь, и ноги несут меня вниз с насыпи, к костру, ныне ярко пылающему, к парню, что превратился в тень у костра, полускрытую дымом. Вот чем теперь сделался Алекс — тенью, иллюзией.
За три дня он так и не заговаривает со мной и ни разу не смотрит в мою сторону.
Хана
Хотите узнать мою мрачную тайну? В воскресной школе я жульничала на контрольных.
Я никогда не заглядывала в Руководство «ББс», даже в детстве. Единственным интересовавшим меня был раздел «Легенды и жалобы», полный сказок о временах до исцеления. А больше всего я любила историю Соломона.
«Некогда во времена болезни предстали перед царем две женщины с младенцем. Каждая утверждала, что младенец этот ее. Обе отказывались отдать ребенка второй женщине и страстно умоляли рассудить их. Каждая утверждала, что умрет от горя, если дитя не вернут ей одной.