Реквием

Оливер Лорен

Моего папу исцелили. А ты не можешь любить в полной мере, если тебя не любят в ответ.

Мне жаль ее до слез. Я ненавижу это чувство и от­части стыжусь его. Мы с Джулианом вновь обрели гармонию. Мы как будто скользили над последними несколькими неделями, скользили над длинной тенью Алекса и вот благополучно приземлились. Мы не мо­жем насытиться друг другом. Меня снова восхищает все в нем: его руки, его манера говорить негромко и мягко, его разнообразные смешки.

По ночам, в темноте, мы тянемся друг к другу. Мы любим друг друга в ритме ночи, под уханье, вскрики и стоны животных снаружи. И, несмотря

на опасности Диких земель и постоянную угрозу со стороны регу­ляторов и стервятников, я чувствую себя свободной впервые за... кажется, за целую вечность.

Однажды утром я выбираюсь из палатки и обнару­живаю, что Рэйвен проспала и вместо нее костром за­нимаются Джулиан и моя мама. Они стоят спиной ко мне и негромко смеются над чем-то. Тонкие струйки дыма поднимаются в прозрачный весенний воздух. На мгновение я застываю в страхе: у меня такое чувство, будто я стою на краю чего-то — и если я шелохнусь, сделаю шаг вперед или назад, эту картину развеет ве­тер, а они рассыплются прахом.

Потом Джулиан поворачивается и видит меня.

— Доброе утро, красавица, — говорит он. Его лицо все еще в синяках и местами распухшее, но у его глаз точно такой же цвет, как у неба рано поутру. Когда Джулиан улыбается, я думаю, что никогда не видела ничего красивее его.

Мама берет ведро и встает.

— Пойду вымоюсь, — сообщает она.

— И я с тобой, — говорю я.

Когда я вхожу во все еще ледяной ручей, мое тело от ветра покрывается гусиной кожей. По небу несется стайка ласточек. У воды легкий привкус песка. Моя мать что-то негромко напевает ниже по течению. Это не то счастье, которое я себе представляла. Не то, что я выбрала.

Но этого достаточно. Более чем достаточно.

На границе Род-Айленда мы неожиданно встреча­ем еще одну группу хоумстидеров, примерно дюжины в две, которая тоже движется в Портленд. Все они, кроме двоих, поддерживают сопротивление, а тем дво­им, которым не хочется драться, страшно остаться в одиночестве. Мы неподалеку от берега моря, и повсю­ду видны осколки прежней жизни. Мы идем мимо грандиозной цементной постройки, напоминающей соты. Тэк опознает в ней крытую автостоянку.

Что-то в этом сооружении тревожит меня. Оно по­хоже на огромное каменное насекомое, оснащенное сотней глаз. Все умолкают, когда мы проходим через его тень. У меня волоски на загривке встают дыбом, и, хоть это и глупо, я не могу отделаться от ощущения, что за нами следят.

Тэк, возглавляющий группу, вскидывает руку. Все резко останавливаются. Тэк чуть склоняет голову на­бок, явно к чему-то прислушиваясь. Я затаиваю дыха­ние. Все тихо, не считая обычной возни животных в подлеске и негромкого шума ветра.

Потом на нас сверху сыплется настоящий дождь из гравия, словно кто-то случайно пнул один из верхних уровней крытой автостоянки.

И мгновенно все приходит в движение.

— Пригнуться! Пригнуться! — орет Макс всем нам, когда мы хватаемся за оружие, сдернутые с плеч вин­товки, и падаем в подлесок.

— Э-ге-гей!

От этого голоса, этого крика, все мы застываем. Я вытягиваю шею, прикрыв ладонью глаза от солнца. Какое-то мгновение я совершенно уверена, что сплю.

Из темных пещер ячеистой постройки выходит Пиппа и останавливается на залитом солнцем краю, она машет нам красным носовым платком и улыбается во весь рот.

—

Пиппа! — сдавленно вскрикивает Рэйвен. Толь­ко тогда я верю своим глазам.

— Привет всем! — кричит сверху Пиппа. И медлен­но у нее из-за спины появляется все больше и больше людей: множество исхудалых, одетых в лохмотья, ску­чившихся на всех этажах автопарковки.

Когда Пиппа наконец спускается на землю, ее тут же окружают Тэк, Рэйвен и Макс. Бист тоже жив. Он размашистым шагом выходит на солнце следом за Пиппой, не отставая от нее ни на шаг. В это просто трудно поверить. Минут пятнадцать мы только тем и занимаемся, что выкрикиваем что-то, смеемся и что-то обсуждаем, и никто не понимает ни единого слова.

В конце концов, Макс перекрывает хаос состязаю­щихся голосов и смеха.

— Что произошло? — Он смеется, запыхавшись от вопля. — Мы слыхали, что не спасся никто. Что это была резня.

Пиппа мгновенно делается серьезной.

— Это и была резня, — говорит она. — Мы потеря­ли сотни людей. Пришли танки и окружили лагерь. В ход пустили слезоточивый газ, пулеметы, снаряды. Это была кровавая баня. Крик стоял такой... — Пиппа не договаривает.

— Как вы выбрались? — спрашивает Рэйвен. Все тут же затихают. Теперь кажется ужасным, что всего лишь секунду назад мы смеялись, радуясь тому, что Пиппа в безопасности.

— У нас было очень мало времени, — говорит Пип­па. — Мы пытались предупредить всех. Но, вы же знае­те, что там творилось — настоящий хаос. Нас никто не хотел слушать.

Позади Пиппы заразные выныривают из крытой ав­тостоянки и нерешительно выходят на солнце — без­молвные, нервничающие, с широко раскрытыми глаза­ми, словно люди, пережившие ураган и с изумлением обнаружившие, что мир все еще существует. Могу лишь воображать, что они успели повидать в Уотербери.

— Как вы пробрались мимо танков? — спрашивает Би. Мне до сих пор трудно думать о ней как о моей матери, когда она начинает вести себя как непоколе­бимый закаленный член сопротивления. Пока что я согласна позволять ей существовать в двух ипоста­сях: иногда она моя мать, а иногда вождь и боец.

— Мы не бежали, — говорит Пиппа. — Это было не­возможно. Там все кишело солдатами. Мы спрятались. — По ее лицу пробегает судорога боли. Она от­крывает рот, словно собираясь еще что-то сказать, потом снова закрывает его.

— Где вы прятались? — не унимается Макс.

Пиппа с Бистом обмениваются не поддающимися расшифровке взглядами. На мгновение мне кажется, что Пиппа отказывается отвечать. Что-то произошло в лаге­ре — нечто такое, что она не желает нам рассказывать.

Потом она откашливается и переводит взгляд об­ратно на Макса.

— Сперва мы спрятались в русле реки — еще до того, как началась стрельба, — говорит она. — В скором времени туда начали падать тела. И они стали для нас защитой.

— О Господи! — Хантер бьет себя кулаком в глаз. У него такой вид, будто его сейчас вырвет. Джулиан отворачивается от Пиппы.

— У нас не было выбора! — резко бросает Пиппа.
– Кроме того, они все уже были мертвы. По крайней мере их тела на что-то пригодились.

— Мы рады, что ты это сделала, Пиппа, — мягко произносит Рэйвен и кладет руку Пиппе на плечо. Пиппа с благодарностью поворачивается к ней, лицо ее внезапно делается нетерпеливым и открытым, слов­но у щенка.