Реквием
Шрифт:
– Недавно заглянула в Интернет и увидела детское фото твоего племянника Вовки. Заинтересовалась. «Кликнула» еще, еще. А там целый ворох твоих прекрасных фотографий с его одноклассниками: в школе, в походе, на праздниках. Еще хвала тебе за то, что вносила в их жизнь много радости. А поход расписан так, что можно подумать, будто это было самое замечательное событие их школьных лет. Вспоминал, как осенью, во время уборки школьного двора под твоим руководством они бросали в костер записки с перечислением своих бед, а девчонки закапывали под любимыми деревьями школьной аллеи секретные коробочки
– Какая прелесть! Вот не подумала бы про Вовку. Такой шалопай был! Вахлак вахлаком. А теперь прекрасный семьянин, чуткий отец.
– Знать, была у него добрая душа, только прятал он её под всяким внешним мальчишеским хламом. Насколько я помню, ты всегда его выделяла. В душе. Из троих он был тебе больше всех мил.
Лицо Инны на минуту осветилось вспыхнувшей улыбкой. «Отозвалось сердце. Она словно наполнилась позитивной энергией. Глаза заблестели. Уже не кривится, улыбается», – обрадовалась Лена и тихо поплыла в сказочную страну сновидений.
– …Не сказать, что зажилась на этом свете, но я знаю что почём в этой жизни. Отстрадала свой срок, получила свою долю бед и радостей – и будет.
«Инне просто надо отплакаться», – решила Лена, но все-таки прервала подругу, желая отвлечь:
– Не забыла слова актрисы Фаины Раневской? «Я живу так долго, что еще помню порядочных людей».
Но старая шутка даже усмешки у Инны не вызвала.
– Чувствую, дела мои хуже некуда. Пора и меня призвать к ответу. Там, в небесной канцелярии, меня, видно, уже связали с определенным днем и часом встречи. Наверное, заждались. И где эти врата скорби и надежды, скрытые завесой тысячелетий?
Судьба отмерила мне не так уж мало лет. Это большой подарок. Конечно, питала надежду на большее… Но, примирившись со скорым уходом, я будто успокоилась. Чувство неотвратимо надвигающегося рока уже не лишает меня покоя. Наступило отупение, нет острого лихорадочного желания бороться. Смерть закономерна и беспощадна. Но что-то не дает мне полного освобождения.
– У тебя наступило спокойное упоение собственной мудростью, – благосклонно, но чуть свысока – во всяком случае, Инне так показалось, – сказала Лена. – Может, вера? Мы же на пороге... И понимая глубину нашего незнания…
И продолжила мысль только для себя: «Через шок отчаяния и депрессии… возвыситься до принятия своей судьбы, до удивительного духовного просветления, до необыкновенной благости в душе, до всепрощения – дано не каждому». Звучит как проповедь. А некоторые не позволяют себе ни просить прощения, ни дарить его».
– «Веры тонкая свеча в темноте горит». Эта фраза – из песни Александры Пахмутовой. Вера… Она не помогла, не образумила в самый трудный час моей жизни, тогда, в семнадцать лет. А теперь, что уж, ни к чему. В моем нынешнем положении вера как торжество жестокой бессмысленности. Конечно, хотелось бы почувствовать, что она меня оберегает, защищает и что я вправе принять эту помощь. Но она обязана изменить глубинное сознание, как бы привести ко второму духовному рождению... Но информация об этом часто не страдает добросовестностью. Я позволю себе выразить свое нетрадиционное мнение. Вместо Христа вполне
Ничего, выдюжила жизнь, выдержу и смерть. Приму её правила игры. Справлюсь. Всевышний дал человеку свободу, и ответственность за свои деяния лежит только на нём. – Голос Инны прозвучал неожиданно резко и отстраненно. – В бытность мою студенческую одному моему другу – он приводил в церковь по праздникам свою очень старенькую бабушку – священник обещал золотые горы, если тот женится на любой из его дочерей. Говорил: «Машину, квартиру, дачу получишь. Можешь до конца жизни не работать, обеспечу». Тошно парню стало. Возмущался: «Скольких же он таких доверчивых, как моя бабуля, обманывал, грабил? Они же в надежде и вере несли ему свои последние гроши. Знать, не верил поп в загробную жизнь, считал профанацией. Далек был от Бога. Кутил, обжирался. Сам был непоправимо непорядочен, а верующим грозил садистскими муками ада». Перестал мой друг свою бабушку сопровождать в церковь. И меня как заклинило.
«Инне явно лучше. Много говорит», – обрадовалась Лена.
– Тот студент понимал, что деньги те не столько рай, сколько ад. Вне всякого сомнения, идея о Высшей справедливости пришла в голову умным людям потому, что на Земле её никогда не было, и нет сейчас. Да простит меня Всевышний, если я не права и если есть в Природе что-то… незнаемое. – Лена замолчала.
– Ты предлагаешь чутко слушать и постигать волю Божию? И тогда крохи предчувствий начнут сбываться?
– Так ведь без посредников.
– Я не словам верю, обстоятельствам и людям.
– Это исповедь уходящего во тьму?
– Нет, не надо! Всё это как в зеркале от зеркала…
– Успокойся, пожалуйста. Просто иногда, когда я начинаю соединять или распутывать нити событий своего жизненного пути, мне кажется, будто кто-то уводил меня то от одной, то от другой беды. Подсказывал, подталкивал, вразумлял. Несколько раз я могла погибнуть. Смешно? Понимаю, выход из сложной ситуации я находила своим умом. Но…
– А где сама ошибалась, там ангел проспал? Вера в Высшую силу – символ дремучей невежественности, – покривила губы Инна, обескураженная неожиданно примитивным признанием подруги.
– Мне были подсказки до того, как суждено было случиться этим событиям. Я не знала, чьи они и, фигурально выражаясь, назвала своего «виртуального помощника» ангелом-хранителем.
– Может, твоя обостренная чувствительность и собственная интуиция тебя выручали?
– Не отрицаю. Но вспомни случай с моей бабушкой. Умирая, она позвала меня, и я приехала.
– Это телепатия. Бабушкины биомагнитные волны долетали до тебя и возбуждали твое биополе.
– А как я поняла, что позывные шли от нее? Я же сразу поняла, что мне надо ехать именно в деревню, а не еще куда-то. Я не знала о тяжелой болезни бабушки.
– Я думаю, твой мозг сам просчитал все варианты и выбрал наиболее вероятный.
– Молодец. А тот случай в лесу? Я гуляла и вдруг почему-то обратила внимание на странную яму. Постояла, оценила её глубину. Это ли не подсказка доброго ангела за час до возможной беды?