Реквием
Шрифт:
Доктор Брайтон.
Гребаная доктор, блять, Брайтон.
Она знает, что я не отступлю, что буду продолжать доставать ее, пока не выясню, в порядке ли Соррелл, и она попросила кого-то позвонить моей матери? Чертовски жалко.
Наконец, в девять вечера Гейнор врывается через двойные двери, ведущие в отделение интенсивной терапии, и я могу сказать, что что-то случилось. Темные тени под глазами медсестры стали намного сильнее, чем вчера. В отличие от доктора Брайтон, Гейнор не спала. Она даже не пошла домой, чтобы привести себя в порядок. Я благодарю каждую звезду на небе за эту женщину, которая была рядом с Соррелл, хотя
— Что? Что-то случилось? — Мой голос срывается, но я слишком взволнован, чтобы смущаться.
Гейнор проливает измученные слезы, заключая меня в объятия.
— Не что иное, как чудо, милый. Не что иное, как чудо.
30
СОРРЕЛЛ
ТРИ ГОДА НАЗАД
Снежинки танцуют в воздухе, паря, словно подвешенные там по волшебству. Последние четыре дня в Нью-Йорке бушевала зимняя буря, и мы с Тео застряли в помещении, согреваясь под одеялом и просматривая фильмы «Марвел». Теперь, когда метель, которая, казалось, была так настроена испортить наше путешествие, прекратилась, мы закутались в самые толстые куртки, какие только смогли найти, и отправились в мир, чтобы выпить кофе.
Массивные зимние ботинки; толстые ярко-розовые варежки; разноцветный шарф; я едва вижу Тео под странным, разномастным набором теплой одежды, которую он носит. Парень поворачивается ко мне, прищурив глаза поверх своего шарфа.
— Тебе лучше не смеяться над моим нарядом, Восс, — рычит он.
— Даже не мечтала об этом, — говорю я ему, подавляя смешок. — Я думаю, ты выглядишь очень мило. Очень хорошо подготовлен. Нет ничего сексуальнее мужчины, который знает, как одеваться по погоде.
— Знал, что мне следовало надеть то манкини, — ворчит Тео. — Как ты можешь думать, что я горячая штучка, если даже не можешь как следует разглядеть мою задницу?
— О, я прекрасно вижу твою задницу, и она все еще мокрая! — Тео поскользнулся и приземлился на задницу в двух шагах от входной двери «Браунстоуна», в котором мы остановились. Он пытался отшутиться, но думаю, что на самом деле это было больно. Я пообещала поцеловать его там получше, когда мы вернемся, чего, я уверена, он с нетерпением ждет.
Скорчив мне гримасу, парень хватает меня за руку и переплетает ее со своей, игриво притягивая меня к себе.
— Если я снова упаду, ты последуешь за мной, — говорит он.
— С удовольствием, — соглашаюсь я. — Всегда. По-другому и быть не могло. — Я проверяю время на своем мобильном телефоне; сейчас только полдень.
Облака тумана распускаются, как цветы из дыма, когда мы едем по Бруклину, хихикая, как идиоты, и цепляясь друг за друга изо всех сил, когда скользим на островках из льда.
— Мы прошли восемь кофеен, малышка. Какого черта нам нужно тащиться через полгорода, чтобы выпить кофе? — жалуется Тео.
— Потому что я так хочу, — я нахально ухмыляюсь ему. — Кроме того, кофе в этом заведении был любимым напитком дяди Рэя.
Дядя Рэй, с его жесткими седыми усами, пятнадцатью парами коричневых вельветовых брюк и навязчивой идеей каждое утро непременно выходить за экземпляром «Нью-Йорк
Тео сжимает мою руку, подталкивая меня плечом. Он всегда так хорошо умел читать мое настроение.
— Ты скучаешь по нему, — говорит он. — Отлично. Если нам придется пересечь Полярный круг, чтобы заказать кофе в любимой кофейне дяди Рэя, пусть будет так!
Мы добираемся до кофейни через тридцать минут. Каким-то чудом никто из нас больше не упал, но у нас онемели пальцы на ногах, и есть шанс, что мы оба обморозили носы. Когда официантка приносит кофе, Тео делает один глоток и чуть не выплевывает его через стол.
— Черт возьми, Восс, он ужасен.
— Знаю, — говорю я, морщась, когда делаю глоток из своей кружки; чернильно-черная жидкость внутри на вкус и запах напоминает паленые волосы. — Я сказала, что это любимый кофе дяди Рэя. Я не говорила, что он вкусный.
Тео поднимает брови.
— Мы прошли мимо стольких «Старбаксов», — он снова морщится, мужественно проглатывая очередной глоток кофе.
Я снова смотрю на часы. Двенадцать сорок три.
— Ты, наверное, раз четвертый смотришь на часы с тех пор, как мы проснулись, Восс. Тебе нужно где-то быть?
Я прикусываю кончик языка, ухмыляясь.
— Нет. Я просто не хочу застрять на улице после наступления темноты, вот и все. Скоро снова пойдет снег.
Тео смотрит на меня как на сумасшедшую.
— У нас еще много дневного света, малышка.
Кофе, который мы пьем, ужасен на вкус, но он чертовски крепкий. И мы буквально фонтанируем энергией, когда уходим. Тео бросает в меня снежком, когда мы переходим дорогу, и очень быстро мы втягиваемся в полномасштабную битву в снежки, к которой случайно присоединяются еще четверо прохожих. Мы почти вернулись к «Браунстоуну», задыхаясь от смеха, щеки горят от холода, когда Тео хватает меня за руку и тащит к небольшому магазину. Вместо того чтобы продавать крендельки и хот-доги, в этом магазинчике продаются туристические безделушки: мини-статуя Свободы; футболки с надписью: «Я люблю Нью-Йорк»; брелоки для ключей Эмпайр-Стейт-билдинг; миллион разных снежных шаров.
— Не смотри. Я куплю тебе подарок.
— Я жила здесь, Тео! Мне не нужен сувенир! — смеюсь я.
Тео хватает мои руки в перчатках и закрывает мне глаза.
— Делай, как тебе сказали.
— Ох, такой властный.
Его дыхание теплое и пахнет мятой, что неудивительно после всех жевательных резинок, которые он сжевал, чтобы избавиться от неприятного привкуса кофе.
— Ты даже не представляешь, каким властным я буду с тобой позже, — шепчет Тео.
Нервная дрожь пробегает у меня по спине от этого; мы так долго обходили секс стороной, что думаю, что сойду с ума, если мне придется ждать еще дольше. Мы оба дразнили друг друга, но сейчас подходим к тому моменту, когда остановиться, пока все не зашло слишком далеко, совсем не просто.