Реквием
Шрифт:
– Но если Лжецом был Павел… – начал Том.
– Значит, он добился своего. Стал великим апостолом христианской Церкви. И остается таковым по нынешний день.
«Они переломили ему голени. Они переломили ему голени».
– Но если это тот самый человек… – продолжил Том. «Они переломили ему голени». – Я хочу сказать, если это тот самый человек…
– То что? – спросила Шерон, протягивая ему бутылку пива.
– Ничего, – ответил он, отмахнувшись от пива. – Ничего. Я устал. Я завалюсь спать, если вы не возражаете.
Оставив Ахмеда и Шерон в гостиной, он прошел в спальню и разделся. Неожиданно его пробрал холод и стало трясти, как в лихорадке. Он укутался в простыню, свернулся калачиком и уснул под бормотание Ахмеда, доносившееся из гостиной.
47
Проснулся он от холода. За окном завывал ветер. Ветви ясеня, росшего на другой стороне улицы, скрипели. Он сел на постели, с недоумением озираясь. Женщина, спавшая рядом с ним, пошевелилась и протерла глаза. Это была Кейти. Он был дома, в Англии. И рядом с ним лежала Кейти, прижимаясь к нему, чтобы согреться.
– Ты что? – пробормотала Кейти.
Она никак не могла стряхнуть с себя сон и полностью проснуться. От нее исходил успокаивающий запах дремоты и сонного дыхания.
– Кейти. Кейти…
– Что случилось?
Он вылез из постели, подошел к окну и отдернул шторы. Верхушки зеленых деревьев сотрясались. Улица была мокрой. Шифер на крышах противоположных домов блестел от воды. По оконному стеклу ползли капли дождя.
Кейти тоже приподнялась, лицо – в морщинках тревоги.
– Кейти, мне приснился сон. Ты не поверишь. Иди ко мне, я тебе расскажу. Мне снилось, что ты погибла. На тебя упало дерево. После этого я был в Иерусалиме, у Шерон. А ты преследовала меня. И Мария Магдалина тоже меня преследовала. О Кейти, Кейти!
– Но я здесь. Я здесь.
– Я даже не могу тебе передать, что со мной было.
– Ты был расстроен? Тем, что я умерла?
– Я буквально разваливался на части. Там, в Иерусалиме. Все было так четко, как в жизни.
– Пойду приготовлю кофе. – Она надела халат. – Может быть, это был знак.
– Какой знак?
– Иерусалим, Мария Магдалина, – может быть, это было знаком, что тебе надо все-таки съездить со мной в церковь.
– В церковь? А что? Может быть, и поеду. Да, может быть, и поеду. У меня такое странное чувство-Глаза ее вспыхнули.
– Правда? Поедешь? Наконец-то в тебе что-то сдвинулось.
Он слышал, как она спускается на первый этаж, как наполняет чайник водой, вынимает посуду из буфета – всё знакомые, домашние звуки.
Он снова посмотрел в окно. Он чувствовал вкус дождя' в воздухе, столь отличном от сухого иерусалимского неба во сне. Изредка по улице проезжали, шурша по лужам шинами, машины. Безлюдье на улицах говорило о том, что сегодня воскресенье. Ветер со свистом обдувал их дом.
По улице
Он открыл воскресную газету. С первой страницей было что-то не так. Прочитать ее было невозможно. Заголовок был набран шрифтом, напоминающим буквы иврита. Тут подошла Кейти и, увидев газету, выхватила ее у Тома, подбежала к дверям и окликнула разносчика.
– Старайся смотреть, что ты нам приносишь, – сухо улыбнувшись, сказала она мальчишке, отдавая ему газету.
– Простите, – покраснев, ответил тот и вытащил из сумки их обычную газету со всунутым в нее воскресным приложением.
Том посмотрел на число. Тридцатое октября. Во сне Кейти погибла в этот день.
Он толкнул локтем дверь в гостиную. Шторы были еще задернуты. Наполовину опустошенная бутылка красного вина стояла на кофейном столике; на дне бокалов виднелись подтеки высохшего вина. Он сел в кресло и обхватил голову руками. У него было ощущение, что он проспал несколько месяцев, в голове был туман. Перед ним мелькали различные фрагменты сна. Араб. Женщина-еврейка. Какая-то рукопись в форме спирали.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Том? – Рядом с ним стояла Кейти с двумя кружками кофе, от которых поднимался пар.
– Д-да… Я…
– Ты действительно поедешь со мной в церковь?
– Я не могу, – покачал он головой. – Я договорился встретиться с одним человеком. Это никак нельзя отменить.
Он произносил слова автоматически, словно читая записанный текст. Именно это он говорил ей почти каждое воскресенье. Ответ стал уже рефлекторным. Разочарование на ее лице было невыносимым.
– А я уж чуть не поверила, что ты всерьез, – сказала она, подходя к окну, чтобы раздвинуть шторы.
Тома на миг охватил ужас перед тем, что может на самом деле оказаться за окном, но он с облегчением убедился, что их внутренний дворик и маленький садик с розами такие же, как всегда, а ограничивающая их стена из красного кирпича цела и невредима.
– Подожди. Я передумал. Я еду.
– Правда?
– Да, еду.
Он изменил свое решение, вспомнив сон. Ведь ему приснилось, что она погибла, возвращаясь из церкви как раз в этот день, тридцатого октября. Ветер повалил дерево прямо на ее машину. И хотя это был всего лишь сон, он не мог отпустить ее одну. Он поедет с ней, и тогда на обратном пути ничего не случится. У него действительно была назначена встреча, но с этим он разберется потом.