Религия древних кельтов

Маккалох Джон Арнотт

На Самайн в каждый дом вносили новый огонь от священного костра, вероятно разожженного трением кусков древесины. Это сохраняло его чистоту, необходимую для праздника начал. Устранение старых огней было, вероятно, связано с различными обрядами изгнания злых духов, которые у многих народов обычно проводятся на новогодний праздник. Таким образом, Самайн был приближен к Рождеству, возжигание бревна на Рождество, возможно, первоначально было связано с этим праздником.

На этом празднике происходили гадания и предсказания судеб на грядущий год. Иногда это было связано с костром – по положенным в него камням угадывали будущее, ожидающее их владельцев. Другие гадания, подобные описанным Бёрнсом в его «Хеллоуине», не были связаны с костром и имели эротическую природу.

Забой животных для зимнего употребления, который происходил в Самайн, или, как в настоящее время, в День святого Мартина, хотя и был связан с экономическими причинами, однако имел отчетливый религиозный аспект, как у тевтонцев.

В Ирландии издавна одно из животных приносили в жертву святому Мартину, который, возможно, занял место бога, и несоблюдение этого обычая влекло за собой несчастья. Забой сопровождался общим пиром. Этот более поздний забой, возможно, восходит к пастушеской стадии кельтской религии, когда животные считались божественными, и одного ежегодно убивали и съедали в священном обряде. Но позже, когда животным перестали поклоняться, забой стал, конечно, общим, хотя сохранялись следы его первоначального характера. Скотоводческое таинство, возможно, также было связано с убийством и поеданием животного, представляющего дух зерна во время урожая. В одной легенде святой Мартин ассоциируется с животным, убитым в День святого Мартина, и, как считают, был зарезан и съеден в виде быка, как будто первое божественное животное стало антропоморфным божеством, а последнее соединилось с личностью христианского святого.

Другие обряды, связанные с календами января, имели такой же характер. В Галлии и Германии происходили шумные процессии с участием мужчин, облаченных в головы и кожи животных. Этот обряд, как считается, был привнесен Тилле из Италии, но, вероятнее, был исконной традицией. Поскольку люди съедали плоть убитых животных в священном обряде, они облачались в кожи, чтобы усилить контакт со своим божеством. Обход поселка по часовой стрелке в облачении из коровьей шкуры до недавнего времени происходил на Гебридах в Новый год, при этом, чтобы отпугнуть бедствия, кусок шкуры сжигали, а дым вдыхался всеми людьми и животными в поселке. Подобные обряды встречаются и в других кельтских районах и едва ли могут быть отделены от священного забоя в Самайн.

Проведением ритуала в Новый год можно было избавиться от многих бедствий. Поэтому у примитивных народов Новый год часто характеризуется оргиастическими обрядами. Они происходили в календы в Галлии и были осуждены христианскими соборами и проповедниками. В Ирландии веселье в Самайн часто упоминают в текстах, и подобные оргиастические обряды проводятся в канун Дня Всех Святых в Шотландии с той вольностью, которая до сих пор разрешается молодежи в самых тихих городках Западного Нагорья.

Самайн, как было отмечено, был также праздником мертвых, чьи духи питались в это время.

Поскольку зимой силы роста были в опасности и в состоянии затухания, люди считали, что необходимо помочь им. В качестве магической помощи костер Самайна был главным средством, и его до сих пор возжигают в Нагорье. Повсюду ходили с факелами, и от них в каждом доме зажигали новые огни. На Севере уэльсцы прыгали через огонь и, когда он потухал, убегали, чтобы убежать от «черной свиньи», которая хватала самого последнего. Костер символизировал Солнце и был предназначен для того, чтобы усилить его силу. Но, представляя Солнце, костер давал силу тому, кто перепрыгивал через него. Уэльское упоминание о самом последнем убегающем от «черной свиньи» указывает на человеческое жертвоприношение, возможно, любого, кто спотыкался, прыгая через огонь. Китинг говорит о друидском жертвоприношении на костре, не важно – человека или животного. Возможно, жертва, подобно козлу отпущения, была ослаблена накопившимися за год бедствиями, как в подобных новогодних обычаях в других местах. В более поздние времена религия рассматривала жертву (если было жертвоприношение) как предлагаемую силам зла, например, «черной свинье», если это животное не является реминисценцией верований в духа зерна в его вредоносном аспекте. Более ранние силы роста или упадка стали связываться с Самайном как демонические существа – «стаи злобных птиц», которые губили зерновые культуры и убивали животных, самханах, которые крали детей, и привидения Монгфинд, к которым «женщины и простонародье» обращаются с прошениями в канун Самайна. В это время были особенно активны ведьмы, злонамеренные феи и мертвые.

Хотя жертва стала рассматриваться как предлагаемая силам упадка, некогда она, возможно, представляла божество роста или, в более ранние времена, дух зерна. Такую жертву убивали во время сбора урожая, а сбор урожая в северных кельтских областях часто был поздним, в то время как убийство иногда связывалось не со сбором урожая, а с более поздней молотьбой. Это привело бы его близко по времени к празднику Самайн. Ритуал заклания духа зерна произошел от более раннего ритуала заклания дерева или духа растительности, воплощенного в дереве, а также в человеческой или животной жертве. Дух зерна был воплощен в последнем сжатом снопе, а также в животном или человеческом существе. Эта человеческая жертва, возможно, выбиралась в короли, поскольку в поздней народной традиции лжекороля выбирали в зимние праздники. В других случаях изображение святого подвешивали и обносили вокруг различных домов, оставляя в каждом часть одежды. Святой,

возможно, унаследовал традиционный ритуал божественной жертвы. Также в этом народном обычае сохранились черты первобытного ритуала, в котором дух зерна рассматривался как женский, а женщина – как его человеческий представитель. Последний сноп называется Девой, или Матерью, хотя, как, например, в Нортамптоншире, девушки выбирают королеву в День святой Катерины, 26 ноября, а в некоторых рождественских театрализованных представлениях присутствует «жена Рождества», соответствующая Королеве Мая, летнего праздника. Люди наряжались так же, как женщины в календы. Даты этих сохранившихся обычаев можно объяснить уже указанным смещением праздника Самайн. Эта точка зрения на человеческие жертвоприношения подтверждается ирландскими пожертвованиями фоморам – богам роста, позже считавшимся богами упадка, и Кромму Круайху, в обоих случаях во время Самайна. С развитием религиозной мысли заклание жертвы стало рассматриваться как пожертвование злым силам.

Этот аспект Самайна как праздника, способствующего веселью, замечается также в вере в повышенную активность фей в это время. В Ирландии феи связаны с Туата Де Дананн, божествами роста, и во многих народных сказаниях они связаны с сельскохозяйственными работами. Использование вечнозеленых растений в Рождество, возможно, также связано с тем, что их обносили вокруг полей в древние времена, как свидетельство того, что жизнь природы не угасла.

Таким образом, Самайн по происхождению можно рассматривать как древний животноводческий и сельскохозяйственный праздник, который со временем стал рассматриваться как способствующий силам роста в их борьбе с силами упадка. Возможно, какой-то миф, описывающий эту борьбу, может лежать в основе истории сражения при Маг Туиред, произошедшего в Самайн между Туата Де Дананн и фоморами. Хотя зимой торжествовали силы упадка, Туата Деа изображаются как победители, хотя они переносят потери и смерть. Возможно, это свидетельствует о вере в вечный триумф жизни и роста над упадком и увяданием, или же это может быть результатом того, что Самайн был также и временем радости по поводу собранного урожая, и причитанием по поводу грядущего господства зимы и сил упадка.

Бельтайн

В «Глоссарии» Кормака и других текстах слово «Бель-тайн» рассматривается как происходящее от «бел-тене», то есть «красивый огонь», или от «белдине», потому что новорожденный (дине) скот приносился в жертву богу-идолу Белу. Последнему поклонялись те, кто верил в кельтского Белуса, связанного с Ваалом. Однако такой бог не известен, и бог Беленос никоим образом не связан с семитским божеством. М. Д'Арбуа предполагает, что это неизвестный бог смерти Белтене (от «белту» – «умирать»), в честь которого был праздник Бельтайн. Но Бельтайн был праздником жизни, Солнца, сияющего во всю свою силу. Доктор Стокс приводит более приемлемое объяснение этого слова. Его примитивная форма была «бело-те[п]ниа», от «бело-с», то есть «ясный», «сияющий», корня имен Беленос и Белесама, и «те[п]нос», «огонь». Таким образом, это слово означало что-то вроде «яркий огонь», возможно, Солнце или костер или и то и другое одновременно.

Народные пережитки в виде праздников Бельтайна и дня летнего солнцестояния показывают, что оба они были предназначены для того, чтобы способствовать плодородию.

Одним из главных ритуальных деяний в Бельтайн было возжигание костров, часто – на холмах. Костры часто гасли, их поджигали посредством трения от вращающегося колеса – немецкий «костер». Огонь отпугивал болезни и бедствия, поэтому через него прогоняли скот или, согласно Кормаку, между двумя огнями, зажженными друидами, чтобы сохранить его здоровым в течение всего года. Иногда огонь зажигали под священным деревом, или столб, покрытый зеленью, окружали топливом, или дерево сжигали в костре. Эти деревья сохранились в виде майского дерева в более поздней традиции, и они символизируют дух растительности, которому верующие уподобляли себя, одеваясь в листья. Они танцевали по часовой стрелке вокруг костра или пробегали по полю с пылающими веточками или пучками соломы, подражая движению Солнца. Возможно, по той же причине через поля несли само дерево. Дома были украшены ветвями и таким образом защищены духом растительности.

Возможно, убивали животное, представляющее дух растительности. Следы ритуалов Бельтайна сохранились в Дублине, где в огонь бросали череп и кости лошади, что было уменьшенной формой более раннего жертвоприношения или заклания божественной жертвы, благодаря чему сила передавалась всем животным, которые проходили через огонь. В некоторых случаях, возможно, в жертву приносили людей. Остатки этого культа сохранились в Пертшире в XVIII веке, когда торт делили на части и раздавали, и человек, который получал некоторый почерневший кусок, назывался «Бельтайн карлайн», или «посвященный». Совершалось притворное бросание его в костер, или он должен был три раза прыгнуть через него, и во время праздника о нем говорили как о «мертвом». Мартин говорит, что на костре сжигали преступников, и, хотя он не цитирует никого из авторитетных авторов, это согласуется с кельтским обычаем использовать преступников в качестве жертвы. Возможно, эта жертва была одно время человеческим представителем духа растительности.