Реликт (том 2)
Шрифт:
Начальник сектора пограничных проблем промолчал.
— Не надо унывать, — проворчал Железовский. — В этой войне выиграет в конце концов тот, кто больше знает. Пусть Универсумы воюют или играют — не суть важно — на своем уровне, но мы должны играть на своем. И выигрывать! Иначе зачем вообще мы существуем?
— Выигрыш означает такое состояние Игры, при котором она продолжаться уже не может. Кто из нас способен оценить этот момент?
— Из нас, вероятно, никто, но, я думаю, Грехов найдет такого эксперта.
— А ты не боишься, что Конструктор или кто там еще окажется большей бедой, чем ФАГ?
— Боюсь, —
— К чему все эти гадания? — сказал Герцог, доедающий уже пятое яблоко. — Мы еще не в цейтноте и можем сделать многое. Аристарх, мы пришли обсудить одну идею.
— Погодите, у меня возникли кое-какие вопросы. Кто знает, где сейчас Баренц?
Присутствующие в бункере переглянулись.
— Никто, — констатировал Аристарх мрачно. — Странно. Его нет ни дома, ни на работе, ни вообще на Земле. Неужели ФАГ убрал его?
Я попробую поискать по своим каналам, — после молчания сказал Герцог. — Зачем он вам?
— Он мой друг…
— Бывший.
— Он мой друг, и я хотел бы поговорить с ним, прежде чем… Короче, он мне нужен. И еще вопрос: куда подевались К-мигранты и кайманоиды?
— На этот вопрос ответить легче. Две их запасные базы мы раскрыли и захватили. Реперная база гуррах пока не найдена, но есть подозрение, что она укрыта в одном из горных районов Лаокоона на Марсе. Там видели гуррах. Я планирую разведрейд в это место.
— Я с вами, если не возражаете.
Герцог кивнул:
— Не возражаю. Теперь о деле. На базе тех данных, что получили ваша жена Забава и внучка Видана, Велизар хочет провести эксперимент по управлению полем нашего северославянского эгрегора. Нужен третий угол квалитета ответственности, а также третий перципиент.
— Кто первые два?
— Велизар и Пайол Тот.
— Согласен. А почему эту честь решили предоставить мне? Разве вы сами не могли составить квалитет?
— Мы в дублирующем экипаже, Аристарх. Эксперимент опасен, и нужна подстраховка. К тому же темные эгрегоры все больше овладевают пространством, пора поставить заслон.
Лабовиц покачал головой:
— Если начнется война эгрегоров…
— То что?
— Человечество сойдет с ума! Нас ожидает эпоха дуккхи [105] .
— Ты можешь предложить что-то иное?
— К сожалению, я не лидер своего эгрегора. Но тоже пойду с вами.
Дно мира
Его разбудили звуки музыки.
Впрочем, слово «разбудили» не совсем отражало его состояние, как и слово «музыка» — то, что он услышал. Скорее, это был «белый шум» Вселенной, который заставлял двигаться вопреки собственной воле, жадно вслушиваться в звуки, подпевать, рыдать и смеяться — так он был невыразимо сложен и прекрасен!
105
Дуккха — страдание (хинди).
«Белая музыка» стихла…
Ставр очнулся, с изумлением огляделся. Его спутники осматривались по сторонам примерно с теми же чувствами, и даже Грехов выглядел заторможенным
Они стояли посреди совершенно пустого куполовидного помещения с черным полом и перламутровыми стенами. Сила тяжести здесь соответствовала земной, а источник света отсутствовал — казалось, светится сам воздух. И стояла в этом помещении такая глубокая тишина, что был слышен шум крови, бегущей по сосудам. Никому из путешественников не удалось даже в потоке Сил прощупать, что за мир скрывается за стенами купола. Во всяком случае, с первого раза у Ставра это не получилось.
— Кто-нибудь из вас представляет, где мы находимся? — поинтересовался Грехов, продолжая прислушиваться к чему-то. — Что это за место?
— Дно Мира, — сказал неунывающий Диего.
Ставр напряг силы, стараясь, чтобы этого никто не заметил, и на мгновение разорвал пелену глухой тишины и неподвижности.
— Погранзастава, — пробормотал он. — Это погранзастава «серых призраков».
— У него очень хороший пси-резерв, — одобрительно глянул на Панкратова Ян Тот, обращаясь к Грехову. — Вы не находите, мэтр?
— Посмотрим. Я на него очень рассчитываю, — сказал Габриэль с неким туманным намеком. — Судьба его блистательна и необычна, но механизм ее реализации понятен лишь Универсуму.
— Зато непонятен мне, — признался Диего Вирт. — Что за смысл ты вкладываешь в эти слова? Даже Универсум не может знать судеб своих отдельных клеток-вселенных.
— Почему? — заинтересовался Ян Тот. — Он ведь обладает полным знанием законов, используемых в той или иной метавселенной.
— Полная формализация научного знания невозможна, как и применение принципов детерминизма.
— Это по крайней мере спорно. Принципиальная невозможность полной формализации знания может быть законом только в, нашем домене, в нашей метавселенной, об остальных мы ничего не знаем.
Диего спорить не стал, хотя возражения у него были, потому что он не раз беседовал на эту тему с Греховым и знал то же, что и он.
— А почему мы не выходим? спросил он. — Или нас ждет карантин?
— Сам же сказал — это Дно Мира, — серьезно проговорил Ян Тот. — Мы у границы домена, где метрика пространства из индефинитной становится псевдоевклидовой, а то и вообще метрикой Минковского. Защита наших костюмов может не справиться с корреляцией местных законов.
— Возможно, ты прав, файвер, — вздохнул Грехов, снова посмотрев на Ставра с неопределенным интересом, словно приглашая его вмешаться в разговор. — Нам с Панкратовым придется выйти вдвоем. Ему не страшен даже дьявол, да и я… — Беглая улыбка тронула губы Габриэля.
С тихим звоном в сплошной стене купола появился прямоугольный контур. Грехов, не говоря ни слова, направился к нему, тронул стену рукой, и рука по локоть вошла в перламутровое мерцание, исчезла. Без задержки Грехов шагнул дальше, пропал. Ставр молча двинулся следом, на мгновение свет в глазах сменился тьмой, и он вышел… на вершину невысокого холма, поросшего обыкновенной зеленой травой. Отсюда открывался вид на бескрайнюю холмистую равнину, уходящую, казалось, в бесконечность. Небо над равниной казалось вполне земным, высоким, ему не хватало только солнца и облаков.