Ремарк и миражи
Шрифт:
— Прямо, красавица черноволосая. Сугубо — прямо….
Караван, состоявший из трёх гружёных мулов и двух людей, проследовал за приметный камень.
Вокруг резко стемнело, температура окружающего воздуха заметно понизилась.
— Как-то немного страшновато, — останавливаясь, призналась Инэс, шагавшая первой. — Можно даже предположить, что мы — по мановению волшебной палочки злой феи — оказались в другой, слегка неприветливой и мрачноватой стране. То есть, в ином климатическом поясе.
— Просто над нами нависают серьёзные и величественные горы, — пояснил Роберт. — Солнышко — в плановом порядке — скрылось за юго-восточным
Примерно через десять-двенадцать минут отряд вошёл в узкую и извилистую долину, наполненную тревожной тишиной и призрачной белёсой дымкой. Под каблуками армейских ботинок и массивными копытами мулов тихонько поскрипывала мелкая чёрная галька. Впрочем, чуткое горное эхо, откровенно глумясь над путешественниками, временами превращало этот тихий скрип в громкий и противный визг, разносившийся — как казалось — по всему ущелью.
«Плохо это, братец», — всерьёз запечалился осторожный внутренний голос. — «Теперь о наших перемещениях известно всем живым существам, обитающим в этих первобытных местах…. Неуютная долина, надо признать. Очень сырая — через каждые пятьдесят-семьдесят метров со склонов стекают-спускаются крохотные ручейки, образуя глубокие мутные лужицы. Да и воздух здесь специфичный: слегка горьковатый и непривычно-плотный…. Наверное, это из-за местных растений, густо-покрывающих склоны ущелья: разнообразные амариллисы, высокие фиалковые деревья, разлапистые кусты дурмана. Как бы — незаметно для самого себя — не впасть в состояние коварного наркотического опьянения…. Впрочем, как утверждает наша географическая карта, очень скоро данное ущелье резко пойдёт вверх. Следовательно, и местная флора с фауной изменятся. Да Бог, в лучшую сторону…».
За четыре с половиной часа они, преодолев порядка двадцати двух километров, выбрались на ровную, поросшую пышной травой площадку, через которую протекал звонкий ручеёк.
— Здесь и заночуем, — решил Роберт. — До наступления ночи осталось ещё часа полтора. Конечно же, можно прошагать дополнительные полтора-два километра. Но встретится ли нам ещё такое идеальное место для ночлега? С сочной травой для наших мулов и чистейшей питьевой водой? Всё, решено, привал…. Значит так, отважная и безумно-симпатичная путешественница. Сейчас я освобожу мулов от поклажи и отправлю оголодавших животных на свободный выпас, а после этого поставлю палатку. Ты же, родное сердечко, собирай сухие дрова, разжигай яркий костерок, кипяти в котелке воду и заваривай чай. А ещё наделай, пожалуйста, побольше бутербродов с копчёной колбаской и куриным паштетом. Да и баночку с маринованными сосисками вскрой. Лишней не будет…
Ужин — он же поздний обед — удался на славу, и зверский голод был успешно утолён.
Печально догорал пограничный (между летом и осенью), аргентинский закат, зависнув над высоченной горной цепью Анд загадочным малиновым заревом-маревом.
— А что это за тёмно-серый дымок поднимается-клубится над далёким перевалом? — вяло махнув рукой в южном направлении, умиротворённым и бесконечно-усталым голосом спросила Инни. —
— Сомневаюсь, — широко зевнув, ответил Роберт. — Это, возможно, дымит маленький и безобидный вулканчик. А, может быть, и большой, то есть, взрослый вулкан. Только очень ленивый, равнодушный и сонный…
— Ну, и пусть себе дымит…. Любимый, давай, уже завалимся спать? А то у меня глаза — сами собой — слипаются…
Роберт галантно проводил жену до палатки и помог ей забраться в спальный мешок, после чего вернулся к походному костерку — выкурить перед сном заключительную сигаретку.
Сиреневые вечерние сумерки — тем временем — сменились угольно-чёрной бархатистой ночью. Высокое небо — почти сразу — покрылось неправдоподобно-яркими и крупными звездами, возглавляемыми непревзойдённым и великолепным созвездием Южного Креста и круглой бледно-жёлтой Луной.
— Красиво, конечно, — умело прикуривая от тёмно-розовых углей костра, тихонько пробормотал Роберт. — Только красота эта какая-то тревожно-задумчивая, не обещающая — на ближайшее время — тихой и спокойной жизни.
Где-то на северо-западе, словно бы соглашаясь с этой нехитрой философской сентенцией, тоскливо и тревожно завыли волки…
Глава шестнадцатая. Горными тропами
Следующие двое суток прошли относительно спокойно, то есть, в трудах праведных и заботах повседневных.
За это время караван путешественников продвинулся вглубь южноамериканских Анд примерно на семьдесят пять километров, планомерно переходя из одной узкой горной долины в другую, успешно штурмуя невысокие перевалы и неуклонно поднимаясь вверх. Часто приходилось преодолевать длинные и крутые косогоры, идя по узким извилистым тропинкам вдоль бездонных и широких пропастей-провалов. Выносливые мулы — друг за другом — осторожно продвигались вперёд, покорно склонив ушастые головы к каменистой земле. Под их массивными чёрными копытами всё чаще хрустели буро-красные осколки застывшей вулканической лавы, щедро покрытые разноцветными игольчатыми кристаллами. Вокруг беспорядочно громоздились гранитные и базальтовые утёсы, будто бы стремясь вытеснить и оттолкнуть друг друга…
А серьёзных водоразделов было пока преодолено только два — на очереди значился третий, от которого — на их географической карте — отходили четыре пунктирных линии. То есть, именно за ним и должны были начаться, по логике вещей, различные непонятки, сопровождаемые судьбоносными неожиданностями и фатальными сюрпризами.
Впрочем, не обошлось — за эти двое суток — и без досадных происшествий-недоразумений. Куда же без них? Путешествие без происшествий, мои уважаемые читатели и читательницы, является глупым и позорным нонсенсом, не достойным вашего внимания.
Дело было так. На второй день пути путники вышли к бездонной горной трещине-пропасти, которую предстояло перейти по подвесному мосту, оснащённому несолидными, серыми от старости верёвочными перилами.
— Ширина трещины — метров двадцать пять, — недоверчиво покачал головой Роберт. — А мостик — хилый, хлипкий и ненадёжный. Вон, как подрагивает и раскачивается на свежем ветерке. Поэтому переходить на противоположную сторону пропасти мы будем сугубо по очереди. Сперва, милая, ты переправишься. А потом я — одного за другим — переведу по мосту наших парнокопытных приятелей.