Рэмбо под солнцем Кевира
Шрифт:
Абдолла-хан был в ярости. Этот растяпа пилот нарушил все его планы. А главное — уходило драгоценное время, каждый час которого мог обернуться для него крахом всех надежд. Ведь в любую минуту Аятолла мог договориться с президентом Штатов о выкупе заложников, об их обмене. Да достаточно президенту извиниться перед новым правительством за политику Америки в Иране — и заложники будут выпущены на свободу. Аятолла только этого и ждет от президента. И кто знает, в какую минуту одумается президент. Может, именно в эту, — после позорного провала десантной операции.
И этот идиот утверждает теперь, что Камаль
Абдолла-хан с ненавистью посмотрел на перепуганного, ничего не понимающего пилота. Или он уж слишком туп, или почему-то уверовал в свою безнаказанность. Но сейчас Абдолле-хану было не до него.
— Пока я тебя посажу в камеру, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем я спущу с тебя твою ослиную шкуру.
Он вызвал охрану и велел проводить дрожащего от страха пилота в подземелье. После этого он отправил половину своих учеников в Кум, а другую половину в Тегеран. Ведь не мог провалиться Мохаммед Барати сквозь землю! Если его и похитили, то держат или здесь — в Куме, или в столице. Абдолла-хан не исключал, что он мог встретиться с Али, и поэтому приказал найти Али в Тегеране и не спускать с него глаз.
Когда школа опустела, Абдолла-хан немного успокоился. Оставалось только ждать. Ждать Камаля, который будет теперь добираться через пустыню до Кума, по милости этого идиота, не меньше двух-трех дней. Больше ничего не оставалось делать.
Глава 3
Когда все девять трупов в целлофановых мешках уложили рядами в котельной и послышался скрежет засова, Рэмбо мог наконец вздохнуть полной грудью и открыть глаза. Все это было не самое страшное. И оно осталось позади. Жаль, сняли с него часы, и он не знал, сколько теперь времени. Но ведь можно приблизительно и подсчитать.
Вся эта заваруха началась в полночь. А с рассветом прилетели иранские вертолеты. Было шесть тридцать, он посмотрел тогда на часы. Несколько минут сарбазы осматривали новенькие американские вертолеты, сгоревший самолет-заправщик, лопасти несчастного вертолета, отброшенные взрывом на несколько ярдов в сторону. Только потом они сбросили полотно с мертвых, и кто-то невесело пошутил:
— Какие аккуратные эти американцы, они даже приготовили нам трупы, чтобы легче было их пересчитать.
— И любезно доверили нам их похоронить, — добавил другой. Сарбазы обшарили у всех карманы, сняли часы, у кого они были, и стали запихивать трупы в приготовленные целлофановые мешки. Вот здесь Рэмбо и забеспокоился. Если мешок завяжут слишком крепко, он непременно раздует его своим дыханием, пока не задохнется. Но если узел даже даст возможность дышать, мешок сразу запотеет и выдаст его.
Но, слава Богу, сарбазы не стали канителиться и, не откладывая дела в сторону, загрузили мешки в вертолеты. Они не бросали их с раскачки, не валили друг на друга, а словно боясь попортить товар, клали рядом, мешок к мешку, лицом вниз, чтобы не видеть страшные лица. Вот тут-то в один из удобных моментов Рэмбо и прорезал целлофан концом ножа рядом с лицом.
На все это ушел, наверное, час с небольшим.
В полете трясло, как на ухабистой дороге, и Рэмбо мог позволить себе эти полтора часа перемещать участки своего тела так, чтобы не отлежать на металлическом полу. Он даже расширил пальцами дыру и дышал в нее ровно и спокойно. Итак, девять тридцать.
На аэродроме уже ждали грузовые машины. Из обрывков разговоров Рэмбо понял, что их было не меньше десятка, видно, иранцы надеялись заполучить гору трупов. Кто-то подал мудрую команду грузить по три мешка на борт. Это должно было выглядеть очень внушительно — получался чуть ли не караван. И еще по меньшей мере час тряски на машине позволил Рэмбо не стеснять себя в дыхании.
Получается, что до десяти тридцати он был обычным пассажиром, лишь несколько скованным в движениях. Но это его никогда не угнетало и не раздражало, ведь он занимался йогой, и самосозерцание всегда доставляло ему удовольствие. Когда Рэмбо достигал нирваны, абсолютной отрешенности от внешнего мира, он чувствовал себя на верху блаженства.
Когда машины остановились и он услышал знакомый хриплый голос толстяка (часто же ему приходится кричать!), провожающего неверных в ад, то понял, что "караван" достиг цели. Прославив всемогущего Аллаха, толстяк снова напомнил всем, что так будет с каждым, кто… Это Рэмбо уже слышал и поэтому стал отрешаться от внешнего мира. Это ему не удалось, потому что минут через десять машины снова тронулись и остановились, видимо, у подъезда посольства. Мешок взяли за четыре угла и долго несли по переходам и этажами. Потом положили на что-то жесткое (цементный пол?), и кто-то грубым голосом сказал:
— Можете любоваться на своих спасителей, господа. Ваш президент не жалеет своих людей. Он не мог их даже похоронить и бросил, как собак, посреди пустыни. Тьфу! — говоривший презрительно плюнул, и наступила странная пауза.
— Что это? — раздался в тишине испуганный молодой голос.
— Дыра, — грубый голос недоумевал. — Ну и что? Хочешь заштопать?
И Рэмбо понял, что произошло: его мешок, видно, лег так, что сморщился и вместо незаметного разреза получилась дыра. В этот момент он, наверное, совсем перестал дышать.
— Ну и что? — переспросил зло грубый голос.
— Нужно бы засунуть его в другой мешок, — неуверенно произнес молодой голос. — Он ведь будет пахнуть.
Все захохотали.
— Заткни тогда себе нос! — сказал грубый голос. — Пусть нюхают, — это их гость, а не твой. Пошли.
Раздался топот многих ног, и дверь захлопнулась.
Рэмбо стал думать. Когда он начал думать, было уже, наверное, около одиннадцати.
А думал он об одном: открыться или не открываться перед заложниками? Он мог бы тихо пошевелиться или вздохнуть, чтобы не напугать их и не заставить закричать от невольного ужаса. А потом спросить, где может находиться Том Пери. Ведь ему нужно знать только это и ничего больше. Но могли ли они знать, где Том? Скорее всего, они и сами не знают, где находятся. Тогда зачем открываться? Чтобы рассказать, что это за парни лежат перед ними? Совсем неподходящее место для рассказов. И вообще Рэмбо не доверял всем этим чиновникам-чистоплюям. Ведь обязательно кто-нибудь да взвизгнет, а еще хуже станет требовать врача или представителя общества Красного Креста. Нет уж, лучше сосредоточиться и послушать, о чем говорят эти дипломаты. Ведь не молчат же они все время!