Ремесленники душ. Исповедники
Шрифт:
Для начала я бегло прошелся по всему тексту обоих дневников, хватая урывками информацию, которая ранее повергла бы меня в шок, теперь же я судорожно искал ответ лишь на один вопрос – как защитить себя от чужой ауры!
– Нашел!!! – воскликнул я, когда наткнулся на нужный отрывок.
«Душа – не постоянный и целый объект, – говорилось в книге, – ее можно развивать, можно тренировать, можно обучать. Обученный человек может даже не мыслью, а лишь искрой мысли расширять зону контакта своей души с окружающим его миром. Нужны лишь желание, разум и постоянные тренировки. Далее я расскажу несколько эффективных приемов по высвобождению своей души».
Все приемы выглядели простыми, но, попытавшись, как было показано на одной из картинок, медленно и спокойно дышать, представляя,
Мою тренировку прервал старик, который пришел спустя два часа, опять уселся рядом и, не прикасаясь ко мне руками, лишил меня остатков сил. Самое противное было то, что я ничего не мог с ним сделать, и, когда очнулся, стал снова тренироваться, но он вскоре пришел опять. Это повторялось раз за разом.
От неподвижности на моем теле стали появляться красные пятна, которые начинали болеть с каждым днем все сильнее и сильнее, а мой разум настолько отупел от череды непрерывного опустошения и судорожных попыток научиться противостоять исповеднику, что в конце концов я просто выкинул обе книги от себя и посадил перед собой Элизу. Сначала я дотрагивался до нее, а как только душа ее отрывалась от ауры, я прекращал и увеличивал расстояние между ее рукой и своей, пытаясь воздействовать на ее ауру так, как привык, и у меня это получилось!!! Сначала нехотя, едва заметно, но с каждым разом все легче. Моя ярость на старика стала похожа не на пылающий костер, а на жаркие угли, которые пусть не были такими эффектными, как огонь, визуально, но давали больше жара, стоило их только пошевелить. Вспоминая старика, я с каждым разом все больше и больше увеличивал расстояние между рукой и телом Элизы, когда наконец смог по своему желанию не увеличивать свою ауру, чтобы охватывать чужую, подобно моему противнику, а заставлять чужую душу устремляться ко мне. Странно было наблюдать, как по движению моей руки и желанию от тела другого человека отрывались тонкие полоски души и устремлялись ко мне, чтобы быть поглощенными. Моя радость от того, что у меня получается, компенсировалась тем, что Элиза начинала меня ненавидеть за подобные эксперименты над ней. Я видел это по ее взгляду. Она не могла не чувствовать, как слабеет ее тело. Слова и поступки Элизы стали резкими. Она больше не сидела рядом, когда я приходил в себя после визитов учителя, а старалась оказаться как можно дальше. Также она все чаще оставляла Айду со мной, не выводя ее гулять, и нередко бедная собака гадила прямо в комнате, получая тумаки от девушки, хотя не была виновата в том, что природу не победить. Я пытался урезонить Элизу и защитить Айду, и, пока собака была в комнате, это еще получалось, но, судя по тому, какой она возвращалась с прогулок, Элиза отрывалась на ней там, где я не видел этого. Это тоже выводило меня из себя, но, прикованный к постели, я ничего не мог с этим поделать. Проклятый старикашка так меня обессиливал, что, кроме занятий и тренировок, времени и сил ни на что другое не оставалось.
В очередной его приход, когда он уселся на стул и улыбнулся мне, замерев, я не стал ждать его атаки, а напал сам, протянув руку и потянув со всех своих сил его душу на себя. Без камня я не видел, что происходило, но прекрасно чувствовал упругое сопротивление своей воле, будто решил пойти навстречу ветру. Сопротивление нарастало, а силы мои иссякали. Я чувствовал всем телом, что, если отпущу и дам всего лишь миг послабления, старик тут же разобьет мою атаку и контратакует сам. Но давление внезапно прекратилось, а я устало опустил руку. Сил сражаться больше не было, я был выжат своими усилиями больше, чем если бы меня опустошили.
– Отлично, первый этап обучения закончен. – Старик внезапно встал с кресла и довольно улыбнулся: – Мы выяснили направленность твоего умения, теперь будем его расширять. Неделю тебе на отдых, откорм, и продолжим.
С этими словами он встал и ушел, оставив меня в глубоком недоумении от того, что сейчас произошло,
«Я смог! – Мысль осторожно, словно боясь спугнуть саму себя, просочилась в мое сознание. – Я смог ему противостоять! Пусть слабо, едва-едва, но смог!»
Радость и гордость за себя лишь на мгновение охватили меня, тут же омрачившись пониманием того, что, если бы все было всерьез, старик по-прежнему мог убить меня, просто находясь рядом. Я смог сдать урок, но неизвестно, на какую оценку.
В комнату вошла Элиза и с удивлением посмотрела на меня, видимо, не меньше меня удивившись факту, что я нахожусь в сознании.
– С тобой все нормально? – поинтересовалась она.
– Еды! Ванную! Чистое белье! – приказал я, несмотря на ее внезапно исказившееся лицо. Пусть привыкает к своему положению. Не нравится – пусть валит на все четыре стороны, желающих заменить ее будет предостаточно. Между делом старик рассказал мне, сколько им платят и что они и их семьи получат, если я смогу закончить обучение. Не каждый род в стране мог достичь такого и за всю жизнь, как просто поработав пару-тройку лет служанкой у выбравшего их исповедника.
Спустя три часа я, благоухающий, побритый и сытый, зашел в свою комнату и зажал нос от стоявшего в ней смрада испражнений и того запаха, который оставляет после себя тело долго лежащего человека, за которым не ухаживают. Я тут же собрал и выкинул в коридор все белье и ткани в комнате и настежь открыл оба окна и выход на террасу. Силы после стольких телодвижений покинули меня, и я устало присел на стул у трюмо, болезненно сморщившись, красные пятна на спине и ногах после ванной болели еще сильнее.
Я поднял взгляд и замер – в зеркале отражался незнакомец. Лишь вглядевшись лучше в знакомые черты, я понял, что обтянутый белой кожей череп с впалыми и сверкающими глазами – это я сам. Я невидяще протянул руку к зеркалу и дотронулся до него, словно пытаясь понять, как я в это превратился. Зеркало охладило мои пальцы, а я второй рукой дотронулся до щек и носа. Отражение повторило мои движения, и я убедился, что все это не сон, а явь. В ванне меня побрил один из слуг, а пена не дала мне рассмотреть себя в воде, я ведь настолько привык к собственным худым и тощим конечностям, что не обращал на это внимания, пока не увидел себя в зеркале целиком.
«То-то его боязливый взгляд так бегал», – вспомнил я брадобрея.
Дверь отворилась, в комнату вошли, прошелестев тканью. По запаху вишни я понял, что это Элиза. Внезапно злость при виде собственного тела, а также на то, что Элиза все это время оставляла меня в таком состоянии, не пытаясь помочь, нахлынула на меня, и я обернулся к этой чопорной дворянке, глядя прямо в глаза, и приказал:
– Подошла к кровати, закинула платье себе на голову, оперлась руками на постель!
– ЧТО!!! – Элиза вспыхнула, словно свеча, и наши взгляды схлестнулись. Моя злость на нее дополнилась тем, что вот сейчас, именно сейчас рухнули мои мечты и первая любовь вслед за ними. Я судорожно сжал кулаки и сам не понял, как стал наполняться силой, а она, наоборот, бледнеть.
«Я тяну ее душу!» – Я с трудом остановил себя, поскольку получаемый поток сил рос, а Элиза качнулась и оперлась рукой о стену.
Выпрямившись, она молча оттолкнулась от стены и выполнила все, что я сказал, вдобавок сняв с себя хлопковые панталончики. Мне совершенно не хотелось к ней прикасаться, так что я молча встал и вышел из комнаты – остаточные чувства по трепетно хранимому образу первой любви рухнули, как хрустальный замок, едва я закрыл за собой дверь.
Ночью меня разбудило горячее тело, которое прижалось ко мне и настойчиво снимало с меня одежду. Я не стал дергаться, а позволил Элизе сделать все за меня, испытав даже некоторое облегчение, когда она ушла и запах вишни стал слабеть в моей кровати. Удовольствие, которое я получил сейчас, было много меньше того, когда в школе я удовлетворял сам себя, представляя, что ласкаю тело девушки, которую люблю. Сейчас я вместо успокоения и удовлетворения чувствовал лишь спокойствие члена и легкое томление после акта, ничего более.