Ремесло древней Руси
Шрифт:
Вторым примером подражания завозным вещам являются пирамидальные подвески. Прототипом их нужно, по всей вероятности, считать костяные пирамидальные подвески, обычные для инвентаря полей погребений [187] .
Там же на юге эти костяные подвески были заменены бронзовыми со сторонами, залитыми белой эмалью [188] . Часть этих южных вещей попадала на север (напр., Мощинский клад) и там вызывала местные подражания. К последним относится подвеска Кафтинского городища, датируемая III–V вв. [189] , отличающаяся от подвески мощинского типа отсутствием эмали. Наконец, пирамидальная подвеска VII–VIII вв. из Сарского могильника, сохраняя общую форму, осложняется чисто туземной деталью — петлей из ложновитого бронзового шнура [190] .
187
В. Гошкевич. Древние городища по берегам низового Днепра. —
188
Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. IV, Киев, 1902, табл. VII, рис. 206.
189
П.Н. Третьяков. Ук. соч., стр. 81, рис. 46.
190
Там же, стр. 94, рис. 52, фиг. 2.
Техника литья на северо-востоке представляет интерес своеобразием изготовления модели. Как правило, здесь применяется почти исключительно литье по восковой модели. Жесткие литейные формы редки. Внешний вид большинства украшений создает иллюзию плетеной бронзовой проволоки, но анализ техники приводит к выводу, что здесь применен оригинальный метод создания восковой модели. П.Н. Третьяков по поводу способа изготовления писал: «…техника эта, являющаяся очень древней, в настоящее время еще недостаточно выяснена» [191] . Мне она представляется так: модель приготавливалась из провощеных шнуров, из которых выплетался сложный узор, напоминающий вязанье кружев. Восковое вязанье в сочетании с подвешенными на цепочках гусиными лапками и колокольчиками создало тот характерный стиль шумящих подвесок, которым изобилуют могильники славяно-чудского пограничья (водь, весь, чудь, меря, вяда, мурома). Географическое распространение техники воскового вязанья совпадает в IX–XI вв. с неславянскими областями северо-востока. В более раннее время эта техника встречается на более широкой территории. В этих же северо-восточных областях довольно часто встречаются каменные литейные формы (рис. 12). Почти все они представляют собой небольшие куски белого камня с пучком прочерченных лучевидных бороздок и широким литком [192] . Загадочным является то, что среди многочисленных северо-восточных древностей, хорошо известных по могильникам с хорошей сохранностью инвентаря, совершенно отсутствуют вещи, отлитые в этих литейных формах. Единственная известная мне находка происходит из Старой Рязани (она относится к поселку догородского типа VII–VIII вв.). Это — слиток олова со следами лучей и шариков, рельефно выступающих на пластинке. (См. коллекции ГИМ). Появляются подобные литейные формы довольно поздно: погребение № 5 Максимовского могильника датировано арабским диргемом 754 г., остальные формы датируются IX–XI вв.
191
П.Н. Третьяков. Костромские курганы, Л., 1931, стр. 27.
192
Д.Н. Эдинг. Сарское городище, Ростов, 1928, табл. VI, рис. 4; Каталог собрания древностей А.С. Уварова, отд. IV–V, М., 1907, стр. 23, рис. 26. — Максимовский могильник; А.А. Спицын. Городище Дьякова типа. — ЗОРСА, СПб., 1903, т. V, вып. 1; В.А. Городцов. Археологические исследования в окрестностях Мурома. — «Древности», т. XXIV, М., 1914. Подболотьевский могильник, погребения 2 и 69; Михайловский могильник близ Ярославля; Д.Н. Эдинг. Ук. соч., стр. 55.
Рис. 12. Литейные инструменты.
1 — тигельки для плавки меди: А — Сарское городище, Б — селище Красный Холм;
2 — льячки: А — Красный Холм, Б — Березняки, В — Сарское городище;
3 — пробные литейные формы: А — Сарское городище, Б — Дьяково городище.
Сосуществование каменных литейных форм стандартного образца с виртуозной техникой воскового литья и отсутствие готовых отливок с этих форм заставляют предположить, не являлись ли они необходимым звеном в сложном литейном процессе? Возможно, что каменные формочки существовали для пробных отливок. При господстве литья по восковой модели, когда мастеру особенно важно было знать качество литья (так как глиняная форма, полученная с восковой модели, уничтожалась при извлечении из нее отливки), он мог произвести пробную отливку в разъемную простую каменную форму и почти немедленно определить степень проникаемости металла в тонкие лучи формы. Получив удовлетворяющее его качество расплавленной массы, он мог уверенно наливать металл в сложную глиняную форму для настоящего изделия. Экспериментальные отливки в каменной пробной формочке по миновании надобности переплавлялись снова в тигле. Пробные каменные формочки найдены только в районах литья по восковой модели. Металл плавится в маленьких глиняных тиглях. Для разлива горячего металла служили глиняные льячки, насаживавшиеся на деревянную рукоять. Льячки являются одной из самых частых находок литейных инструментов на городищах, а позднее — в могильниках.
Обзор погребений с литейными инструментами приводит к очень интересному выводу. Оказывается, что во всех случаях (когда удается определить пол погребенных) литейные инструменты сопровождают женские
193
Подболотьевский могильник, погребение № 69; Максимовский могильник, погребение № 5 (Коллекции ГИМ).
В мордовских могильниках принадлежности литейного дела сопровождают женские могилы и в более позднее время. Может быть, того же порядка явление имело место в позднем можайском кургане XIII в. близ с. Митяева, где литейные формы (редкость для курганных инвентарей) найдены в погребении девочки. — А.В. Арциховский. Митяевские литейные формы. — «Техника обработки камня и металла», М., 1930, стр. 121–125, табл. IX.
194
П.Н. Третьяков. Ук. соч., стр. 57. — Третья льячка найдена в кузнице.
Эти данные доказывают, во-первых, что литьем занимались женщины, а, во-вторых, то, что у самих женщин не было специального литейного горна, а пользовались они горном кузницы. Женщины сами готовили себе украшения, так же как сами вышивали узоры на одежде. Кстати, не удастся ли со временем наметить связь между техникой воскового вязанья из провощенных нитей (для литейных моделей) и техникой женских вышивок и плетений? Географическое совпадение района литья по плетеным моделям с районом литейных инструментов в женских погребениях несомненно.
До тех пор, пока речь шла о выделке не имевших хозяйственного значения украшений из меди, литейное дело оставалось на положении женского рукоделия. Появление в VIII в. специальных погребений женщин-литейщиц ставит нас перед началом интереснейшего процесса — выделения женского ремесла, — который продолжался около двух столетий, но ощутительных результатов не дал. Отсутствие особых плавильных печей у женщин принуждало их или пользоваться несовершенными домашними печами (около которых и позднее встречались тигельки и льячки), или прибегать к горну в кузнице.
Дальнейшее течение этого процесса не имело будущего. Или женщины должны были уступить первенство мужчинам, кузнецам, или из числа всех женщин поселка в наиболее привилегированном положении должны были оказаться женщины из семейства кузнеца; оба пути вели к слиянию (или к содружеству) литейного дела с кузнечным.
В этом отношении интересна серия предметов, появляющихся около X века в этих же славяно-чудских районах и представляющих сочетание кузнечного и литейного дела. К ним относятся, например, стальные (?) кресала с наглухо приклепанными узорными бронзовыми рукоятями с изображениями животных. Рукоять огнива обычно представляет собой сложную композицию. Мы встречаем здесь козлов, коней, змей, двух борющихся медведей, огромных хищных птиц, клюющих человека в голову, и другие сюжеты [195] .
195
Н.Е. Бранденбург. Курганы Южного Приладожья. — МАР, СПб., 1895, № 18; В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ. — МАР, СПб., 18, № 28, табл. VII, рис. 15; А.А. Спицын. Археологический альбом. — ЗОРСА, т. XI, стр. 237, рис. 23 и 24. — Спицын датирует их X в.; Г.П. Гроздилов. Раскопки в с. Челмужи. — «Археологические исследования РСФСР в 1934–1936 гг.», М.-Л., 1941, т. III, рис. 11. — Кресало датировано монетами второй половины X в.; Н.Ф. Беляшевский. Курган-могикан на территории Киева. — «Археологическая летопись Южной России», Киев, 1903, № 6, табл. II. — Кресало чердынского типа найдено с русскими дружинными вещами в X в. Это самая южная находка подобного рода. Несколько кресал такого же рисунка, происходящих из Чердыни, хранится в ГИМ.
Вторым примером может служить прекрасной работы декоративный топорик из Старой Ладоги. Небольшое железное (стальное) лезвие топора оправлено в фигурный бронзовый обух, литой по сложной восковой модели. На боковинах — стилизованные изображения львов или барсов, на тыльной стороне — драконы [196] .
Техника воскового плетения никогда не встречается в таких биметаллических изделиях. Все эти вещи, сделанные из двух металлов, требующих совершенно различной техники обработки — кузнечной ковки (и, может быть, даже закалки), с одной стороны, и литья по восковой модели — с другой, объединены единством замысла и выполнения. Такое производственное единство возможно лишь тогда, когда и ковка железа и литье бронзы сосредоточены в руках одного мастера или, по крайней мере, в пределах одной мастерской. Этой мастерской могла быть только кузница. Таким образом, ковано-литые железно-бронзовые вещи, появляющиеся в IX–X вв., свидетельствуют о прекращении «матриархальной» монополии на литье.
196
W. Rawdonikas. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet, Stockholm, 1930, рис. 5. Дата топорика — X в.
Очень вероятное слияние функций кузнеца и литейщика в одном лице на первый взгляд кажется историческим парадоксом: прогрессом является не специализация отдельных производственных действий, а, наоборот, совмещение их. Но парадоксальность здесь только кажущаяся, так как переход литейного дела из гинекейона в кузницу означал в то же время превращение женского домашнего рукоделия, стоявшего на одном уровне с вышиванием и вязаньем, в настоящее ремесло, пусть на первых порах и дополнительное к основному — кузнечному.