Ренегат
Шрифт:
— Датчики под кожей… — Девушка поднимает правую руку, — Не светились! А это значит, что они отключились. Они не работали.
Я прячу руки под стол и закатываю рукав: мой жучек по-прежнему мигает.
— Расслабься, — продолжает Ева, — они все исправили. Мы уже точно не потеряемся. Когда все починили, солдаты ушли. — Ева, убедившись, что нас не подслушивает, продолжает: — Ты бы видела, как скисла Селестайн. Она едва не умерла от ярости, узнав, что система накрылась. — Ева морщится, как гусеница, и меняет голос. — Она все орала: «Как?»,
Я иронично усмехаюсь: хотела бы я увидеть Селестайн в таком шоковом состоянии. Уверена, что она здорово перепугалась, ведь овечки могли бы убежать от волка, и волк потерял бы свою власть.
— Наверно, — соглашаюсь я.
— Мне кажется, что не только датчики отключились, но и с камерами что-то неладное стало. — признается Один с разлившимся по лицу подлинным восторгом.
— Почему ты так думаешь?
— Я слышала, как Селестайн орала: «А с камерами-то что?», — заканчивает Один.
В приподнятом настроении берусь за еду, но прежде чем побаловаться себя парой сочных котлет, перевариваю то, что сказала Ева. Датчики отключились именно в тот момент, когда очищали Департамента-2 от плохо кончивших отверженцев. Но где кроется между этими несостыкующимися событиями причинная связь? Датчики не обязательно отключать, чтобы кого-то убить. И камеры… Если только кого-то спасти…
Сосредотачиваюсь на идеально круглых свиных котлетах, а рядом с ними картофельное пюре, грибной суп, свежий хлеб с хрустящей корочкой и большая чашка горячего шоколада с запахом жареных орехов. Шоколад производят исключительно в Помоне.
Я сознательно затягивая с обедом. Когда все уходят, а за столом остаемся только я и Люк, подвигаюсь ближе к нему. Сидя друг напротив друга, мы иногда переглядываемся. Люк, в отличие от меня, нисколько не смущается. Я всего несколько раз кушала в его присутствии. Он пощипывал меня за щеки, толкуя, что я невозможно забавная, когда кушаю.
Допивая шоколад, осознаю, что моя левая рука лежит на столе напротив правой руки Люка так, что средние пальцы едва ощутимо соприкасаются. В этот щекотливый миг он отодвигается. Думаю, настало время от души поблагодарить его за мазь.
— Изменился, да? — вполголоса выпаливаю я.
— Только ты, Маверик, можешь поступать глупо и безрассудно, думая, что это что-то тебе даст и что-то изменит! — бросает Люк.
— Не твое дело!
— Меня это тоже касается!
— Каким боком?
— Непосредственным. Мы еще об этом поговорим. — Схватив поднос, Люк уходит.
Наблюдая, как Люк швыряет поднос на ленту, а потом покидает столовую, я закипаю от злости. «Мы еще об этом поговорим…» Будто ему не нравится то, что я делаю. Люк всегда противился того, что я совалась за Дугу, мол, опасно. Да, опасно, как выяснилось, но я всего лишь гонялась за надеждой, которая подогревала, как огонь казанок с водой, во мне стремление к свободе. А он этого не понимал… Можно подумать, что
Наверняка найдутся разумные оправдания и его опрометчивым поступкам, хотя вряд ли они были спонтанными. Раньше сознательный и больно рассудительный Люк все обдумывал, вплоть до мелочей и занимался тем, что было ему выгодно. Не думаю, что в этом плане он действительно изменился. Начинаю подозревать, что он дал мне щетку для обуви, потому что это в его интересах. Люк определенно преследует какую-то важную цель. Конечно, ему меня не перехитрить, но мне никогда его не разгадать. Но я обязательно выясню, что это за несусветно вожделенную задачу он себе обозначил.
Чтобы отвлечься от назойливых мыслей о Люке, иду в зал для тренировок. Сначала безостановочно стреляю, пока пули не заканчиваются, а потом бросаю лезвия в деревянные цели. И меня даже не раздражает, что некоторые ножи просто-напросто бумерангом отскакивают от доски, а единицы застревают так, что вынуть невозможно.
Утихомирившись, возвращаюсь в комнату отдыха. Принимаю душ, надев чистую одежду, грязную отправляю в стирку. А, забравшись на кровать, расчесываю волосы и заплетаю колосок. Руки после незапланированной тренировки жутко болят.
— Я помогу. — говорит Эббигейл, подходя.
— Ну, — вздыхаю я. — У тебя гораздо лучше получается.
Я поворачиваюсь к Четыре спиной. Она распутывает мои волосы и снова их расчесывает.
— У меня две сестренки. — признается Эббигейл с добротой и трепетом в голосе.
— Вот оно что.
— Да, я им постоянно волосы плету. — объясняет девушка. — Жду не дождусь, когда снова их увижу. Я ужасно за ними соскучилась. Они тоже будут рады меня видеть.
— Конечно.
— Ты давно так заплетаешь? — интересуется Четыре.
— Почти четыре года.
Первым волосы мне стал заплетать вездесущий Люк, когда ему надоело в них запутываться.
Справившись с колоском, Эббигейл садится напротив. Она упала духом — наверно, из-за посетивших ее трогательных воспоминаний о сестренках.
— Здесь непривычно. — говорит она, рассматривая стены, потолок и кровати. — Не уютно.
— Есть немного. — соглашаюсь я.
— Но мы здесь не надолго осели, ведь так? Надеюсь, скоро мы вернемся домой. Мы пройдем программы, и нас вернут обратно. — Четыре смотрит на свои тонкие узловатые пальцы и овальные ногти. — Извини, не хотела на тебя все сваливать.
— Не волнуйся, — сразу же успокаиваю я. — Все нормально.
— Я знаю, кто ты. Я тебя не боюсь. Совсем. Сначала я думала, что ты опасная, ведь так говорят, но ты ведешь себя… мирно, и… Захочешь поговорить — я буду рада.
— Я учту. — Я улыбаюсь: мне еще никто не предлагал ничего подобного. — Спасибо.
— Пора. — Эббигейл подводится.
Странно, до ужина остается меньше пяти минут, а Люк еще не появлялся, чтобы погромыхать по шкафчикам. Наверно, надулся как мышь на крупу, и решил больше не появляться.