Ренегат
Шрифт:
— Поняла. — тянет Джойстин, роясь в карманах. — Вот, нашла!
Зажав между толстых пальцев шприц с прозрачной жидкостью внутри, женщина протягивает его Хемстворду.
— Что это? — интересуюсь я, понимая, что укол был заранее приготовлен.
— Все хорошо, Харпер. Доверься мне. — просит Люк, взяв шприц. — Ты уснешь…
Так Люк с ними заодно? — изумляюсь я. Вот заговорщик! Я не ожидала от него ничего подобного.
— А проснусь совсем другим человеком? Да? — выдаю я, не сдерживая эмоций, и задыхаюсь, вспомнив, как меня душило и судорожно трясло после укола Фрэнка.
— Это снотворное. —
— Я уже поспала, и теперь я не знаю, кто я такая. — восклицаю я.
— Тебе нужно привести мысли в порядок, а для этого нужен здоровый, крепкий сон. — рекомендует Люк.
Люк меня еще никогда не обманывал, и у меня нет оснований ему не верить. Но некоторые подозрения не оставляют меня в покое.
— Ладно. — соглашаюсь я. Может и правда, уснув и проснувшись, буду чувствовать себя не настолько болезненно?
Люк ведет меня в коридор, затем в самый его конец. Мы приближаемся к двери комнаты, в которой держат приговоренных к казни перед исполнением приговора. А вдруг именно за этой дверью держали отца перед расстрелом? От этого мимолетного предположения у меня по спине мурашки гуськом бегают.
— Там точно снотворное? — снова уточняю я, недоверчиво глядя на прозрачную жидкость в шприце.
— Да. — смеется Люк, кладя руку мне на плечи. — Не бойся.
Мы входим в небольшую комнату с одним, забытым досками, окном. Слева от двери размещен железный стол, а на полу лежит старый матрас с жесткой темной обшивкой. Сняв винтовку и перчатки, кладу их на пильную поверхность стола. Ложусь. Люк вводит мне снотворное и садится рядом.
— У нас не больше минуты. — предупреждает он, убирая за ухо выбившиеся из колоска пасмо волос.
Из коридора доносятся жуткие душераздирающие крики, а с улицы — звуки выстрелов и бурное громыхание взрывов.
— Тебя ведь задержали. — говорю я, припоминая слова Каи и наш разговор в комнате для допросов.
— Я сбежал. — признается Люк тихо. — Подумал, что ты будешь рада меня видеть.
— Ты не ошибся. — Люк касается моей щеки, и я улыбаюсь ему. — Иди сюда.
Люк ложится лицом ко мне.
— Прости меня. — произношу я боязно.
— За что? — удивляется он.
— Ты просил меня остановить бунты в Котле.
Люк обнимает меня.
— Я говорил тебе не верить никому, даже мне. Помнишь?
— То, — я не решаюсь спросить, — мы не говорили?.. — У меня нет сил выговорить самые важные слова и бороться с усталостью.
— Нет, — отвечает Люк. И это последнее, что я слышу.
Вскакиваю из-за хлопка под окном и чувствую сильное дребезжание стен. Сердце учащенно бьется, и я еще долго не могу прийти в себя. Что произошло? Как долго я спала? Когда все утихает, сажусь, опершись на стену. Потираю веки. Гомон за дверью тоже утих. Неужели все мертвы? Я немедленно отбрасываю это глупое помышление. Нет, это настоящий бред и этого просто не может быть! Дверь со звуком открывается и входит Люк. Он рядом, а это значит, что все хорошо. Мне хочется засыпать его вопросами. Сколько времени прошло с тех пор, как я уснула? Что сейчас происходит на площади? И что в действительности было в шприце? Ведь я чувствую себя необычайно бодро, голова не болит, и я могу
Люк садиться рядом и дает мне кружку с горячим супом.
— Тебе нужны силы. — говорит он.
Я делаю пробный глоток. Суп горячий и на вкус довольно неплохой. Конечно, это не еда из столовой Норы, но сойдет, особенно, когда в животе урчит, как в старых водосточных трубах.
— Долго я спала? — спрашиваю я Люка, залпом опустошив кружку.
— Шестнадцать часов. — отвечает он. Ого, я в жизни так долго не дрыхла!
— В шприце было не только снотворное, да?
— Ты просто спала. — смеется Люк, наверно, поражается моей недоверчивости.
— Но я чую себя немного по-другому. — осторожно признаюсь я.
— Я не могу заставить тебя думать иначе. И никто не может. Если ты об этом. Твое мышление зависит только от тебя. Полагаю, ты снова сопротивляешься. — Люк прижимает меня к себе.
Надеюсь, что он прав, и я просто справилась с внушением. И я сопротивляюсь… Как же приятно это осознавать!
— А как тебе удалось? — интересуюсь я, ведь Люк никогда не расскажет, как он прошел суггестию. — Ну…
— Я не прошел внушения. — перебив, объясняет он. Я ошеломленно смотрю на него. Не пройти суггестии? Как ему удалось? Ведь это обязательная процедура. Это попросту невозможно. Но, это же Люк… Чего уж тут поражаться! — Я договорился с Селестайн.
— О чем? — интересуюсь я.
— Я был нужен ей в качестве приманки. От меня не избавились только, чтобы ты приехала и прошла внушение. А убивать тебя они тоже не хотели. Твое исчезновение вызвало бы много вопросов и подняло бы шум. Я должен был провести суггестию, ведь мне ты бы не сопротивлялась. Так и произошло.
— Вот оно что… — задумчиво шваркаю я, наконец-то понимая, почему Аарон Селестайн до сих пор не отдала приказа расстрелять меня.
— Мне жаль, что все так произошло. Я настоял на своих условиях, но… — Люк умолкает, призадумавшись. — Ты здесь. Все хорошо. — додает он и робко целует меня в лоб.
Как же мне хочется, чтобы все закончилось, и мы достойно прожили свою тихую, размеренную жизнь. Это было бы замечательно. Мы смело оставим все позади и перечеркнем прошлое, как будто бы ничего не происходило. Я бы с удовольствием притворилась бы, словно отец жив, Касс ждет меня дома, мама вернулась, Люк не уезжал и мы бы не потеряли два года жизни, и не было бы нашей ссоры, его кровавого поединка с Гоем… Меня постигает жуткая догадка: Кая говорила о наказании Люка — один поединок в неделю. Может, его именно так проучили за то, что он не прошел внушение?
— Бой с Гоем, — неуверенно мямлю я, — это наказание?
— Откуда ты все знаешь? — осведомляется Люк, улыбаясь.
— Мне доложили. — гордо отшучиваюсь я. Хотя тогда, увидев Люка в крови, я здорово испугалась. Вдруг, мне становится интересно, был ли он рад меня видеть и почему, когда мы встретились ночью в Норе, он сказал, что между нами все кончено.
— А тот разговор… — неуверенно начинаю я. А может не стоит об этом спрашивать?
— Я должен был держать тебя на расстоянии, чтобы убедить Селестайн, будто я больше никак на тебя не влияю. — отвечает Люк. — Я не хотел сделать тебе больно. Прости.